Книга Никто не уйдет живым - Адам Нэвилл

– Ты нам должна за комнату. Говорил же, плата выросла. Ты уже в долгах, сестренка. Пора отрабатывать, типа.

Драч выглядел таким же настороженным, как пони, почуявший волка; он трепался и держал лицо только потому, что сейчас вместе с ним в старой комнате Стефани на втором этаже был Фергал. И просто повторял роль из старой и неактуальной пьесы, которую никто уже не желал видеть. Она сомневалась, что Драч ее хоть когда-нибудь еще удивит, как бы ни пытался. Пусть даже он таскал в кармане пузырек с кислотой – с тех пор, как ее вытащили из квартиры на первом этаже, Стефани больше его не боялась.

Сегодня, этим пасмурным и мокрым утром, в доме, не принадлежавшем никому из них, она знала, что изменилось все: ее положение, она сама. Атмосфера в доме неуловимо трансформировалась, словно незаметно пролетевший день начал переходить в закат. Она знала, что ей никогда не позволят уйти, но еще думала, что ее выпустили оттуда, чтобы она что-то совершила. Возложили на нее какую-то задачу. И потребность исполнить эту функцию нарастала в ее крови, как медленный жар. Только Стефани не знала, что это была за задача, что ей нужно было сделать.

По крайней мере, теперь ей было безразлично все, что молол Драч, и это безразличие ощущалось как восхитительная свобода от почти невыносимого груза ярости. Она практически не слышала его болтовни, пока они поднимались по лестнице.

Вернувшись на второй этаж, она встала рядом с окном и смотрела, как Драч вываливает содержимое черного мусорного мешка – она полагала, что это была одежда Маргариты – на кровать. Из мешка вылилась черная пена кружев, запутавшихся в липкой массе латекса. Нижнее белье мертвой девушки.

Ей было интереснее прислушиваться к окружавшим ее женщинам, на случай, если у них будет для нее послание. У Стефани создавалось впечатление, что по всему дому говорят или плачут его обитательницы, в основном в отдалении, на грани слышимости.

Когда она поднималась по лестнице, даже высокая блондинка вновь заняла свою позицию снаружи, у стены сада. Она курила сигарету, как в тот, первый раз. Но теперь девушка подняла глаза и посмотрела в глаза Стефани, когда та проходила мимо лестничного окна между первым и вторым этажами. Она не опускала взгляд до тех пор, пока Стефани не скрылась из виду.

Драч не слышал в доме ничего. Она поняла это по его тревожной озабоченности ее безразличным состоянием: она была непривычно спокойна и не боялась его. Ему это не нравилось, и она едва не улыбнулась впервые, казалось, за целую жизнь.

Но Фергал слышал обитательниц дома. Он озирался вокруг, всматривался в жидкий свет, просачивавшийся в здание. Возбужденно моргал покрасневшими глазами, глядя на потолки и стены. В одной руке Фергал держал старый виниловый мешок для вещей. До этого мешок лежал на площадке второго этажа, ожидая, когда его подберут. Фергал, должно быть, оставил его там, прежде чем спуститься и освободить Стефани. В другой руке у него был старый сотейник, который она видела в одном из шкафчиков под кухонной раковиной.

В ее комнате Фергал бросил мешок рядом с кроватью. Что-то внутри загремело, как цепь. Сотейник он уронил рядом. Потом подошел к Стефани и вытянул свою длинную шею вперед, чтобы его чудовищное лицо полностью завладело ее вниманием.

Драч подошел к ней с другой стороны и встал слишком близко, снова приободрившись. Он кивнул на одежду и обувь с высоким каблуком, разбросанные на кровати.

– Примерь-ка. У тебя сегодня будут гости, так што лучше принарядись. И штоб я ничего не слышал, а то опять огребешь. И мы привяжем тебя к ебаной кровати, как Светлану. За руки и за ноги. Нам еще и приплатят, если мы тебя свяжем. Забава без резинки со шлюшкой Стефи из черной комнаты. Может, позовем того старого ублюдка-соседа прокатиться за счет заведения, штобы ты привыкла.

Стефани повернула голову и плюнула Драчу в глаза.

Пораженно моргая, он поднял кулак, чтобы ударить ее. Она не двигалась.

Фергал уперся пятерней с широко расставленными пальцами в грудь Драча. Потом отвернул лицо от Стефани и приблизил его к Драчу, пока их носы не соприкоснулись.

– Ты, блядь, правда такой тупой, как выглядишь, или как? С этим все. Хана. Ты посмотри на нее. Да она хер скорее откусит, чем сосать будет. Она ни на что не годится.

Он снова повернулся гримасничающим лицом к Стефани.

– Она изменилась. Только не могу сообразить, как. Так что мне нужно кое с чем разобраться внизу, а потом закончим, что начали. Это неправильно. Думаю, там, внизу, было какое-то недоразумение. – Его дыхание заставило Стефани поперхнуться.

Драч отошел в сторону и закачался на носках кроссовок; его лицо сделалось белым от гневной обиды на то, как с ним говорили, на то, что она плюнула ему в лицо и не была немедленно наказана.

– Они… они просят тя чего-то делать, типа? – спросил Фергал у Стефани тихим, почти шепчущим голосом.

Она смотрела не него, не выдавая ничего, за исключением отвращения, которое невозможно было сдержать, почуяв его дыхание.

– Мне это, типа, не нравится, – сказал себе Фергал. Он посмотрел на потолок, поднял руки. – Здесь все гудит, а там, внизу, все тихо. Они ее хотели. Но выкинули. Не понимаю.

Он ткнул пальцем в пол, чтобы подчеркнуть свои слова. Затем резко повернулся к Драчу, который вздрогнул.

– Прикуй ее беннетовскими штукенциями. С этим-то справишься?

Фергал зажал в кулаке плечо Стефани, заставив ее зашипеть от силы его хватки. Он подвел ее к кровати.

– Сядь.

Стефани подчинилась. В ее мозг вломились и перевернули его вверх дном. Она вышла из того места сломанной. Но ее освободили, отвергли. Видимо, это тревожило Фергала? Она больше не будет кричать; она поняла, что это ей никак не поможет. У нее не было иного оружия, кроме терпения, потому что дом с ней еще не закончил; он позволил ее мучениям прерваться ради собственных зловещих целей. Это была единственная причина, по которой Стефани до сих пор дышала. Каковы были его замыслы относительно тех, кто еще жил под его крышей, она не знала, но дом не покончил с ней за все то время, когда у него была такая возможность. Он лишил ее большей части ума и рассудка, и храбрости, но оставил ей что-то, какое-то безразличие, обвившее подавленную ярость, которая, казалось, ждала возможности воспрянуть и нанести удар. Но, пусть сломанная, то, что Стефани еще жила, тревожило Фергала.

Фергал кивнул Драчу, и тот осторожно подошел к ней, потом встал на колени и надел браслет на ее левую лодыжку. Протянул цепь к кровати, поднял матрас и прицепил второй браслет к металлической перекладине, шедшей через весь остов. Таращась исподлобья, как обиженный ребенок, Драч извлек маленькие ключики из замков на браслетах и положил их в карман.

– А когда поссать захочешь, – сказал Фергал, и лицо его расколола ухмылка, – ссы сюда.

Он подтащил сотейник за ручку и оставил его рядом с ее ногами.