Книга Секреты - Даниэла Стил

Мел сделал то, чего раньше никогда не делал. Он нанялдетектива выяснить, где находится Сабина. Но тот только узнал, что минувшейночью она уехала. Швейцар в ее доме сказал, что она поехала в аэропорт. Втечение следующих двух дней новых сведений не поступало, а затем детективнаконец нашел стюардессу, которая видела Сабину в самолете.

— И куда она направлялась?

— В Сан-Франциско.

Сабина и прежде упоминала этот город. Она периодическинавещала там друзей.

— Но мы не можем найти ее ни в одной из гостиниц.

— Черт подери!

Не в правилах Мела было ругаться или шпионить за кем-то, ноСабина была звездой крупнейшего сериала, и он хотел знать, где она находится.Был еще один повод. Он хотел на ней жениться и хотел выяснить, до какой степениона его обманывает и с кем.

В Нью-Йорке они пока снимали сцены без ее участия, чтосоздавало много трудностей, от Сабины же не было ни слуху ни духу. Еще черездва дня детектив позвонил и сказал:

— Она в Пало Алто; вероятно, живет у друзей. Этообычный дом, недалеко от университета.

Мелвин хотел спросить, есть ли там мужчина, но постеснялся.Детектив сам ему помог:

— Единственными, кто входит в дом и выходит из него,являются три женщины. Похоже, что они чередуются. Приходят и уходят они впальто, судя по всему, это медсестры. Мисс Куорлс, очевидно, опекает больного.Сама она лишь дважды выходила из дома прогуляться и была чем-то оченьозабочена. У нас есть фотографии, которые мы можем вам выслать экспресс-почтой,мистер Векслер. Она в темных очках и шляпе, но это она…

«Больной любовник? — думал Мел. — Или кто-то, скем у нее раньше был роман? Но почему она ничего не сказала?»

— Мы продолжим наблюдение.

— Спасибо.

Четыре дня Сабина не отзывалась, а на пятый позвонила. Голосу нее был усталый, Мелвин поначалу его даже не узнал.

— Я буду в Нью-Йорке через пару дней, Мел. Сниматьсяначну с понедельника.

— Весьма признателен. А где ты находишься, вообще-тоговоря?

В его голосе звучал гнев, но Сабина была слишком утомлена,чтобы обращать на это внимание. В Нью-Йорке она ему что-нибудь скажет, но неболее. Эта часть ее жизни принадлежит только ей, и никому другому.

— Я ухаживаю за больным другом.

Именно это ему сказал и детектив.

— Почему ты не могла мне об этом сказать до своегоотъезда из Лос-Анджелеса?

— Мне некогда было объяснять. Мне надо было успеть напоследний самолет.

— Куда?

Он хотел, чтобы Сабина сама ему сказала, считая, что онаобязана это сделать.

— Это не важно. Я уже сказала все, что тебе требуется…

Тон у нее был холодный и твердый.

— Через два дня я буду в Нью-Йорке, — повторилаСабина и добавила:

— Не расспрашивай меня, Мел. Это не имеет отношения ктебе.

— Да уж конечно.

Он был глубоко обижен.

— А я думал, что мы близки друг другу. Вероятно, я себяобманывал.

У Сабины не было сил бороться с его опасениями и егоревностью, к тому же у нее не было намерения говорить ему правду по прилете вНью-Йорк. Она никогда и никому не раскрывала этого секрета.

— Пожалуйста, не принимай это на себя.

— А как ты хочешь, чтобы я это принимал, Сабина? Тысреди ночи исчезаешь, никто не знает, где ты находишься… с кем… почему… И чтоя, по-твоему, должен думать?

Сабине сделалось его жаль.

— Извини, Мел. Может, мы поговорим об этом в другойраз.

— Непременно.

Его настойчивость лишь оттолкнула ее. Она, больше ничего несказав, положила трубку. Сабина сидела в маленькой сумрачной гостинойпростенького домика в Пало Алто. На протяжении многих лет она ежемесячно сюдаприезжала. Иногда даже чаще, когда не работала. Порой жила здесь неделями, ноее это страшно удручало. В этот раз он был почти при смерти. Именно это ейсообщили, когда звонили в Лос-Анджелес.

— Вам что-нибудь нужно, мисс Куорлс? В гостиную сласковой улыбкой вошла дежурная сестра. Странно было видеть Сабину такой. Наэкране она была блистательной красавицей, а тут выглядела усталой и почтистарой — не красилась, плохо следила за волосами.

— Нет-нет. Как Энтони?

— Уснул. Бедный мальчик. Он так устал, но идет на поправку.

Сабина зашла к больному и села с ним рядом. Каждую ночь, стех пор как приехала, она спала в кресле в его комнате, держа его за руку.Смотреть на него было мукой, но никуда уходить Сабина не желала.

Мягкий свет лампы выхватывал из темноты тонкие черты еголица. Порой он казался совсем юным, порой — очень старым. Вся его жизнь быламучением, борьбой за выживание, а помочь ему было почти невозможно. Вообще былочудом, что он жил так долго. Он родился с деформациями и параличом нижнихконечностей, у него были слабые легкие и тяжелый порок сердца. В те годы методытрансплантации были недостаточно развиты, чтобы оперировать такого маленькогоребенка. В течение первого года жизни, однако, он и так перенес шесть операций,и все безрезультатно. Следующую попытку хирурги предприняли, когда ему было двагода, но появились осложнения, и врачи решили, что пересадку делать рано.Теперь он уже достаточно повзрослел, но никто не хотел идти на риск, потому чтомальчик был слишком слаб, чтобы перенести хирургическое вмешательство. В итогеполучилось, что он не жил, а лишь существовал в доме, купленном Сабиной, в двухшагах от Стэнфордской клиники, под круглосуточным наблюдением медсестер, икогда-то это должно было произойти — конец, который никто не был в состоянии отсрочиватьдо бесконечности.

Он пошевелился. Сабина проверила его дыхание по мониторам,за прошедшие годы она научилась по ним следить. От гонораров за каждый ее фильмденьги отчислялись на его счет. Теперь ей уже не надо было о них беспокоиться.Именно поэтому она год назад согласилась сниматься в «Манхэттене». До этого еевсе время мучил страх, что с ней что-то случится и некому будет его содержать.Его отец пришел в ужас, когда он родился. Это был женатый человек, страстновлюбленный в Сабину, как он утверждал. Но, видимо, недостаточно страстно, разне захотел помочь Энтони. Он даже не дал сыну своей фамилии, а лишь вручилСабине чек на десять тысяч долларов, которых не хватило даже на первуюоперацию. Теперь у нее было достаточно средств на все… все… но она не моглакупить ему здоровье. Родила она его в тридцать один год; доктора не понимали,отчего с ним такая беда, — ведь Сабина не принимала наркотиков, не пила.«Каприз природы», — говорили они. Каприз… Ребенок, родившийся почти безлегких, с пороком сердца, травмой позвоночника… И все-таки она его безумнолюбила, может, даже сильнее, чем если бы он был здоров. В детской палатеинтенсивной терапии Сабина плакала целыми днями, прижимая его к себе, всегоопутанного датчиками. А потом были операции… Она год не работала, но в концеконцов должна была опять работать, чтобы оплатить скопившуюся гору счетов. Напротяжении пятнадцати лет это была постоянная борьба, пока не появился«Манхэттен». Сабина очень многим была обязана Мелу, но не могла посвятить его вто, о чем никому никогда не говорила. Она не хотела делать достоянием гласностижизнь Энтони, вернее, то, что от нее осталось, не хотела, чтобы любопытныежурналисты и фоторепортеры совали в нее свой нос. Это было опасно, особеннотеперь, когда к ней самой проявлялся такой интерес. Сабина всегда боялась, чтокакая-нибудь из сестер может проболтаться, хотя доверяла им уже много лет.