Вода стала матовой, потом зеркальной. Я увидела его отражение. Это мог быть и Конор. Это был почти что Конор. В другой одежде, конечно. Вместо белоснежного балахона этот мужчина носил бесформенные одежды непонятного, серо-коричневого оттенка. Ноги его были босы. Волосы Конора, как у всех друидов, были заплетены во множество аккуратных косичек. Черные кудри этого мужчины свободно вились по плечам. Глаза у Конора серые и спокойные. Глаза этого мужчины бездонно глубоки и, похоже, не имели цвета, как вода, в которой он отражался. Я не могла заставить себя взглянуть на него. «Ты знаешь, кто я». — Он слегка двинулся, и в воде снова отразилось белое пятно. Он носил широкий плащ из домотканой материи, изношенное одеяние с застежкой на плече, местами волочившееся по земле. Он снова двинулся, и я, наконец, признала правду. Глаза не обманывали меня. Вместо левой руки у него действительно было большое белое крыло. Он снова накрыл его плащом.
«Дядя». — Если мысленная речь может быть дрожащей, то моя определенно дрожала.
«Дочь Сорчи. Ты похожа на нее. Как тебя зовут?»
«Лиадан. Но…»
«Подними глаза, Лиадан».
Я была готова к тому, что никого не увижу. Он стоял так неподвижно, что его сложно было заметить, словно он был частью камней, мха и папоротника, росшего по берегам. Ни молодой, ни старый, он поразительно походил на маму, но ее глаза были зелеными и обреченными, а его смотрели ясно и далеко и имели цвет солнечного луча на воде. Отражение не обмануло меня. Мужчина среднего роста, худой, с прямой осанкой, обреченный до конца своих дней нести знак того, что случилось когда-то с шестью братьями и их маленькой сестричкой.
«Кто ты? Ты друид?»
«Мой брат друид».
«Но тогда кто ты?»
«Я — взмах лебединого крыла в потоке ветра. Я тайна в сердце камня. Я остров в бушующем море. Я огонь в голове колдуна. Я ни из этого мира, ни из Иного. И все же я человек. В моих руках течет кровь. Я любил и потерял. Я чувствую твою боль и знаю твою силу».
Я благоговейно смотрела на него: «Они думали, что ты умер. Все. Сказали, что ты утопился».
«Кое-кто знал правду. Я не могу жить ни в вашем мире, ни в другом. Я хожу по границе. На такую судьбу обрекла меня ведьма».
Я поколебалась: «Мама… ты знаешь, что она очень больна? Ей совсем недолго осталось до последнего путешествия». — Дядя казался спокойным. — «Ты придешь проведать ее до этого времени? Ты можешь это сделать?»
«Мне не нужно никуда идти, чтобы с ней увидеться». — Под внешним спокойствием крылась глубокая печаль. В больших потерях виновна леди Оонаг.
«Так она знает? Она знает, где ты?»
«Сначала она не знала. Теперь все изменилось. Они все знают: сестра и братья, те, что остались. Но лучше, чтобы другие не знали. Конор навещает меня, время от времени.
«Тебе наверное… наверное очень тяжело». — Я даже не могла представить себе, насколько.
«Дай, я покажу тебе. Успокой свой разум, Лиадан. Успокой и останови мысли. Дыши глубоко. Вот так. Теперь подожди. Сейчас ты почувствуешь то, что чувствую я. Почувствуешь, как мои мысли вплетаются в твои. Они смешаются с ними. Почувствуй, как мой разум сливается с твоим. Позволь мне на время стать частью тебя. Посмотри моими глазами».
Я сделала, как он просил. Мне не было страшно, откуда-то я знала, что в этом месте безопасно. Я дышала его дыханием. Я чувствовала, как его мысли перетекают в мои, тихие и загадочные, как тени, они быстро захватили меня. Но не как пленницу. За охраняющей завесой его мыслей я по-прежнему оставалась собой, и в то же время стала юным Финбаром, стоявшим на туманном закате на берегу озера, глядящим в глаза злу и чувствующим, что начинает изменяться, изменяться настолько, что разум готов воспринимать лишь то, что доступно дикому животному: холод, голод, опасность… еда, сон… яйца в гнезде, самка с изящно изогнутой шеей и гладкими перьями… рождение, смерть, потеря… холод, вода, невыразимый ужас преображения.
«Вот так это было для нас. Так это осталось для меня». — Он аккуратно отпустил меня. Я дрожала и чуть не плакала.
— Я не понимаю, — прошептала я. — Я не понимаю, зачем меня сюда привели. Почему ты решил открыться мне? Я же не друид.
«Может, и нет. Но у тебя есть дар. Могучий и опасный дар, похожий на мой собственный. Предвидение. Способность исцелять силой разума, которой ты пока едва пользовалась. Я вижу, что ты в беде. Я вижу тебя звеном в цепи, звеном, от которого многое зависит. Тебе необходимо научиться управлять своим даром, иначе он станет для тебя наказанием».
«Управлять? Видения приходят ко мне непрошеными. Я не могу понять, правдивы они или нет, вижу я будущее или прошлое».
На этот раз он заговорил вслух. Голос у него был хриплый, будто он давно им не пользовался.
— Видения напоминают головоломки, они сложны и обманчивы. А иногда ужасающе ясны. Здесь, в этом защищенном месте, их легче контролировать. Вне этой рощи тени сжимаются все теснее. Дай, я покажу. Что ты носишь глубоко-глубоко в сердце? Что бы тебе хотелось увидеть больше всего на свете? Посмотри на воду. Заставь мысли умолкнуть.
Я невольно оглянулась, не наблюдает ли за нами Конор. Его не было видно. Тогда я заставила себя замереть. Я начала дышать глубоко и медленно, почувствовала, как время и место преображаются и застывают вокруг меня. В воде сверкнул какой-то свет, возникло цветное пятно, оно стало яснее и превратилось в картинку. Картинка дрожала и изменялась. Там было темно. Только свет небольшого светильника под сенью странного дерева с широкими перистыми листьями. Лампа освещала двоих. Один спал, завернутый в одеяло, и заплетенные в косички волосы разметались по его шоколадной коже. Возможно, он пытался побороть сон, чтобы побыть со своим другом в темноте, но усталость после боя наконец свалила его. Другой сидел, скрестив ноги, с длинным ножом в одной руке и камнем в другой. Он точил нож, точными, равномерными движениями — раз, и два, и три. Казалось, его глаза следят за монотонным движением стали, но ничего не видят. Временами, он смотрел вверх, словно надеясь, что небо посветлело, потом сдавался и снова принимался за работу. Лезвие этого ножа уже могло пройти сквозь человека, любую броню и вообще все, что угодно.
Руки у меня непроизвольно потянулись вперед, и я тихонько вскрикнула. В то же мгновение мужчина в воде посмотрел наверх, прямо мне в глаза. Выражение его лица ударило меня в самое сердце. Горечь, обида, желание, тоска. Не знаю, чего там было больше. Его глаза потрясенно распахнулись и медленно, очень медленно он опустил нож. А потом поднял руку, протянул ко мне свои разрисованные пальцы, и я в ответ тоже потянулась рукой, немного, еще чуть-чуть, и еще…
«Не трогай поверхность воды».
Но я уже коснулась ее, возникла рябь, и лицо Брана исчезло. Я выдохнула и села со слезами на глазах.
— Тебе это понадобится, Лиадан. Ты должна научиться, пока ты здесь. Учиться придется быстро и потом много практиковаться. Очень скоро подобный долгий путь и крутой подъем станут тебе не по зубам, по крайней мере, временно.
