— А ты не лицемеришь? Сам-то ты сколько налоговых лазеек перекрыл? — вновь встрял внутренний голос.
— Э-э, нет! Я просто сделал все, что мог, чтобы правила стали стабильными и одинаковыми для всех.
— И отправил в тюрьму пару сотен предпринимателей!
— Врешь! И знаешь, что врешь. В том нет моей вины.
— А их есть? — не унимался голос внутри сознания.
— И их нет, — вынужден был признать Человек.
Началось это — работа Человека во власти, теперь уже на стороне государства, тогда, когда Первого Президента сменил Второй. К тому времени Человек был уже очень известным и раскрученным финансовым консультантом. Хорошо известным среди бизнесменов, но не вошедшим ни в одну олигархическую команду. С политической точки зрения это ослабляло его позиции — никто не продвигал его в политику, во власть. Но с другой стороны, именно эта невовлеченность позволяла консультировать всех, а не только «своих», зарабатывая помногу и не попадая в зависимость. Человек любил тогда повторять, что он — эксклюзивен, поскольку ни у кого нет на него эксклюзивных прав. Однажды только, и то не из жадности, а из любопытства — захотелось проверить правильность своего понимания человеческой психологии, — он подписал эксклюзивный контракт. Было это в середине девяностых. Суть его сводилась к тому, что одна из нефтяных компаний платила ему по двадцать тысяч долларов в месяц за обязательство без ее согласия не консультировать никого из нефтяников. За реальную работу ему платили сверх этой суммы его обычные гонорары. Если кому-то из нефтебаронов нужен был его совет, тот вынужден был, для начала, получить согласие его «владельца», от чего последний испытывал, казалось, большее наслаждение, чем от очередной сотни миллионов долларов, заработанных в бизнесе. Компаньоны и конкуренты Человека признали его гением. Он был первым, кто сумел получать деньги не за то, что делал, а за то, что ничего не делал. И это помимо того, что его гонорары за дозволенную «владельцем» консультацию оставались самыми высокими в стране. Таким образом, двадцать тысяч в месяц были ни за что. По совету жены, доброй и жалостливой еще больше, чем он сам, эти деньги откладывались на удовольствия, — она тратила их на приюты для собак, а он на те же стипендии, помогал друзьям, если у них случались несчастья типа пожара или угона машины, что-то еще, что сейчас и не вспоминалось. При Втором Президенте жизнь изменилась. Его жизнь — быстрее, чем остальных. Через месяц после инаугурации Человека пригласил Глава Администрации Президента и предложил должность начальника экспертного экономического управления. Человек поговорил с Главой, выяснил, чего от него ждут, и отказался. Логика была простой. Глупо лишать себя преимуществ свободной жизни ради должности начальника управления Администрации, которая и сама-то существовала на птичьих правах, так как в Конституции орган этот не значился, людей там можно было менять просто распоряжением Президента, да и функции самой Администрации были крайне неясны... Нет, это не для него. Вот, хотите буду советником Президента на общественных началах — это, пожалуйста! Человек думал, что после такой наглости его просто спустят с лестницы. Он даже представил себе эту сцену: два охранника спихивают его вниз с лестничной площадки, и он катится, символизируя собой карьерные взлеты и падения в Кремле. А еще краше: его выносят, как Паниковского, раскачивают и бросают на булыжную мостовую Ивановской площади... Класс! Но Глава Администрации не рассмеялся, не разозлился, а, хитро прищурившись, спросил: «Только на общественных?» «Что?» — не поняв смысла вопроса, вскинулся Человек, которому не дали ни докатиться до конца лестницы, ни шмякнуться на камни важнейшей площади страны. Став совершенно серьезным, Глава Администрации предложил ему должность советника Президента по экономике. Но не на общественных началах, а в штате. Мол, есть такая должность, но она вакантна уже лет пять. Понимая, что реально решает все Глава администрации, что Президент фигура марионеточная (знал бы он тогда, как изменится ситуация через пару лет...). Человек согласился. Через три дня был подписан Указ, и Человек еще через пару дней переехал в свой кабинет в Кремле.
За все годы он лично с Президентом не встретился ни разу, если не считать приемов и фуршетов. Но поручения его выполнял. Основное, что он сделал, — возглавил разработку Налогового кодекса. Идея была простой — вместо множества различных законов, постановлений и инструкций, содержание которых не знал полностью никто, принять один-единственный закон. Вот вам правила игры, и давайте теперь жить честно. А я эти правила сделаю справедливыми. Уж кто, как не он, знал все лазейки в налоговых делах.
— Ты не отвлекайся, — напомнил ему внутренний голос, — твои благие намерения не тебя, а людей в тюрьму привели.
Но он же не виноват, что так получилось. Ему и в голову не могло прийти, что спустя пять лет силовики возьмут и протащат через Конституционный суд концепцию, что, мол, оптимизация налогов — есть уклонение от уплаты налогов. И начнут разорять компании, которые им приглянулись, устроят новый передел собственности и в итоге поставят всю экономику на грань коллапса.
— А разве я тогда не встал им в оппозицию? Публично! Рискуя не только должностью, но и свободой?
— Э-э, нет! Ты с кем кокетничаешь? Кого пытаешься обмануть? Меня — твой внутренний голос? Ты, дорогой, прекрасно просчитал, что именно публичность твоей оппозиции делала тебя неприкасаемым. Ты зарабатывал очки на обоих фронтах. Для тех, кого сажали, ты вроде был защитником. Для тех, кто сажал, — ты был свидетельством демократии в стране, олицетворял свободу слова. Когда им напоминали про тридцать седьмой год, они отвечали, да о чем вы говорите? У нас же есть Советник Президента, который... А решаем не мы, суд...
— Ну суд они контролировали. Это — не моя вина!
— Ага, но в отставку-то ты не подал!
Это была правда. В отставку он не подал. Уговаривал себя, что отставка — это только шум на пару недель. А так, оставаясь внутри системы, он еще поборется. Побороться он не успел. Президент стал мешать силовикам. Задумал кадровую чистку. Начал готовиться. Но опереться ему было не на кого. Для бизнеса он стал врагом, для демократов — противником, для своих же силовиков — слабым звеном. Его отравили. Это, конечно, была ошибка ястребов. Тут уже все поднялись, народ вышел на улицы, и «технический» Премьер-министр автоматически стал лидером толпы. Своего шанса Премьер не упустил. И стал следующим Президентом. Человека же, как и всех, кто работал в Администрации, попросили уйти. Кто-нибудь вспомнил, что он был в оппозиции силовикам? Никто!
— «Но я же кричал: «Свобода»... — с иронией напомнил слова Галича внутренний голос. — И как прежде, как прежде, век наш пробует нас, можешь выйти на площадь, смеешь выйти на площадь, в тот Назначенный Час!»
Человек подумал, что все-таки, как бы там ни было, ему зачтется, что он хотел сделать людям добро. Не его вина, что не получилось. Может, потом, спустя десятилетия, его оценят?
А что еще было в жизни? Сын вырос. Женился, у него своя семья. Был ли он ему отцом? Да, в том смысле, что кормил, одевал, помог получить образование. А родственной душой? Другом? Некогда было. И жене — чужой. Хороший, близкий, заботливый, но чужой. И ученики все разлетелись. Никого рядом. Хотя на него в своих работах ссылаются. А на кой хрен быть живым классиком!
