Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
Мысли наоборот
Души духовника.
Собор – забор.
Шелковые чулки… тоже, в общем-то, вещь.
Мал золотарь, да дорог.
Предлагаем комаров домашних (тапочки в комплект не входят).
С Рроз Селяви[31] мы избегаем избиенья эскимосов своим искусным экивоком в их искрометный глаз раскосый.
Выгребные ямочки на щечках.
Метеоцентру требуется ревматик для прогнозов погоды.
Ко мне и падчерица холодна, поскольку в чреслах – холода.
Одиночный выстрел не долетел до цели – умер от одиночества.
Среди имеющихся в наличии ленивых скобяных товаров особенно рекомендую кран, который перестает течь, когда его не слушают.
Вы меч-кладенец выкладываете между вами и женой или вкладываете в нее, по самую перекладину?
Утром и вечером: ванны из красавки для красавиц – для затравки.
Как зовут маленьких нимф? – Нимфетками.
Физика путешественника: вычислить разницу в объемах воздуха, заключающегося в рубашке чистой (выглаженной и сложенной) и грязной (подмышки не считать, чтобы не зашкалило).
Есть те, кто фотографирует дам, и те, кто их снимает.
Инцест, или фамильная страсть к собирательству.
Если акт кровосмешения требуется завершить убийством, лучше сразу начинать с канцелярских кнопок под простыней.
Упертый Папа препирался с припертым к паперти приходом.
Опасный это челн – запасный член.
Весна священная, десна свищенная.
Какая пышная опухоль!
Подгоняя друг к другу совпадающие детали или их отдельные части, руководствоваться следует правилом разнородности.
Для дам, страдающих несварением желудка, следует выбирать платье подлиннее – чтобы при икоте не сильно задиралось.
«Не вечер, а сплошной базар», – хмуро цедит Сара Бернар.
Полная коробка спичек легче начатой – в ней меньше шума.
Мотор в пять лошадиных сил и нос вместо шлагбаума.
«Что за бурда – ни рыбы, ни баранины», – весь день бубнит рабыня барыне.
Деловая женщина обделывает делишки для «Дейли мейл».
Следует ли возмущаться бездействием железнодорожного полотна в промежутках между двумя поездами?
Трансформатор для рационального использования энергий, обычно растрачиваемых впустую:
излишнего давления на кнопку дверного звонка;
выдыхания табачного дыма;
роста волос и ногтей;
исторжения мочи и экскрементов;
бессознательного движения страха, удивления, скуки, гнева и веселья;
течения слез;
указательных жестов рук или ног, непроизвольных подергиваний;
тяжелых взглядов;
безнадежного опускания рук;
потягивания, зевания и чихания;
отхаркивания обычного и кровянистого;
рвоты;
семяизвержения;
распрямления непокорных прядей волос и вихров;
шума от сморкания и храпа;
падения в обморок;
свиста и пения;
вздохов и пр.
Ганс Арп (1887–1966)
Если бы философию сегодняшней поэзии можно было представить в разрезе, как учебную диаграмму, то мы увидели бы, что корни ее уходят в самую толщу Оно, служащего таким же глубинным фундаментом для человеческого разума, как почвенный слой – для деревьев и трав. Именно в его складках хранятся разноцветные осколки нашей памяти, следы бесчисленных предыдущих существований. Приемом, облегчающим проникновение в эти пласты и растворение их защитных механизмов, позволяющим разуму свободно черпать из этой сокровищницы, выступает в данном случае автоматизм – так корни растений с силой раздвигают камни, препятствующие их росту, и прорезают неподатливые участки земли. Я, этот своего рода отросток Оно, противостоящий внешнему миру, призван трансформировать сексуальные влечения, как раз в Оно и сосредоточенные, – что становится возможным лишь по преодолении комплекса Эдипа и врожденной бисексуальности человека. Сверх-Я, наблюдающее за выполнением этой последней задачи, можно в свою очередь сравнить со слоем гумуса, покрывающим поверхность земли и увеличивающим плодородие почты. Как уже говорилось, юмор в нашем понимании представляет собой латентный способ сублимации – иначе говоря, возможность погрузиться в прекрасное, упокоиться на этом гумусовом ковре, который служит растению для подкрепления истощенных запасов его жизненной энергии.
В детстве нам так нравилось выдергивать из пушистого ковра лесной травы еще совсем крошечный и не успевший потемнеть росток каштанового дерева – а на его оконечности теплым блеском старинной мебели отливал сам каштан, в налитой неведомой силой кожице которого теплилось обещание испачканных зеленью ладоней, летней тени, дарящей долгожданной облегчение, парящих в небе белых или розовых треугольников воздушных змеев, танцев по вечерам… и сотен таких же будущих каштанов, которые найдут под молодыми побегами сотни таких же зачарованных ребятишек! Именно в эту перспективу и вписывается лучше всего творчество Арпа. Пожалуй, лишь он один может выполнить для нас тот разрез, о котором говорилось в начале; его поэзия, как словесная, так и пластическая, словно пульсирует внутри этого разреза, стремясь открыть нам новый мир, но не воздушный, парящий в небесах, а подземный, по закоулкам которого мысль петляет, точно растение – усиками и корнями. Каждое утро он начинал с повторения одного и того же рисунка, пытаясь уловить мельчайшие отличия в бесчисленных вариантах; свои работы он выстраивал при помощи текучих форм, вырезанных из картона, раскрашенных и приклеенных к доске – как будто на излете невидимого движения (сопоставление по закону случайности). Он словно сжился нутром с тайнами этой постоянно возрождающейся жизни, где мельчайшая деталь облекается наивысшим значением, а привычные различия между вещами, наоборот, теряют всякий смысл, где редчайшие породы юмора залегают поистине неистощимыми жилами. «Воздух – это корень. В камне внутренности животных. Браво. Браво. Валуном вода ветвится. Трещины в камнях похожи на жадно раскрытые рты, а сверху гребнем рыбьего скелета распустился папоротник. Браво. Волнистый бок камня – точно тело, искаженное болью. Камни словно облака… Браво… Браво».
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
