Под гул вертолета Рита поблагодарила Мэри и Сандру за преданность, коротко, но невероятно эмоционально пожав руку каждой из них.
По прибытии она постучалась в офицерскую, намереваясь сообщить о случившемся старшему лейтенанту Зубовой. Дети устали и проголодались — нужно было где-то их разместить, хотя бы на время.
— Кто там, заходи! — раздался из-за двери весёлый окрик Гейсс.
Зубова неохотно оторвала взгляд от газеты. Кора Маггвайер, пристроившаяся в уголке со своей гитарой, легкими движениями пальцев теребила струны; инструмент бормотал тихо, ненавязчиво, будто шепотом разговаривающий человек.
— Старший сержант Шустова, — отрекомендовалась Рита, козырнув, — разрешите доложить, на базу доставлены трое мирных жителей из деревни разоренной неисправными роботами. Как прикажете действовать?
Сняв и положив поверх газеты очки для чтения, Зубова провела ладонью по лбу.
— Мирные жители? На базе? — проворчала она, — Что за чертовщина? Вообще-то у нас секретный объект, посторонние сюда не допускаются.
— Это дети, старший лейтенант, — сказала Рита.
— История знает невероятнейшие случаи военного шпионажа, в том числе и с привлечением детей, — Зубова отодвинула газету на край стола, угол её повис, — в любом случае, тут я сама не могу ничего предпринять, надо звонить Казаровой.
Гейсс протянула руку за сползающей со стола газетой.
— Что хоть там пишут? Скоро кончится война?
Зубова сморщилась и махнула рукой.
— Да ну их в баню. Вечно политики воду в ступе толкут, — она тут же перевела взгляд на Риту, — а ты давай, веди сюда своих мирных жителей, я буду сообщать командиру.
Потянувшись за телефонной трубкой, Зубова смерила стоящую по струнке девушку взглядом полным искреннего сожаления.
— Чтоб волосатый леший тебе отдался, наделала дел… Ох, потолкует с тобой сейчас Казарова… — пробормотала она с сочувственной укоризной.
— Дети здесь, старший лейтенант, — сообщила входящая в офицерскую долговязая Майер. Она приоткрыла дверь и жестом пригласила мальчиков войти.
Вздохнув, Зубова подняла трубку аппарата внутренней связи.
— Какой шикарный трофей, однако, — прокомментировала в своей обычной шутовской манере Гейсс, приметив наручники на изящных запястьях Алана. Оторвавшись от газеты, она бесцеремонно оглядывала его, точно перед нею был не юноша, а красивая краденая вещь.
Рита сердито поджала губы, бросив на неё уничтожающий взгляд.
— Ждём распоряжений командира, — сказала Зубова, положив трубку на рычаг, — нарушение режима секретности объекта дело нешуточное.
Несколько минут спустя в помещение скорыми шагами вошла Тати Казарова, она никогда не задавалась, не ленилась вмешиваться даже в мелкие конфликты, неизбежно возникающие по ходу службы, и нечасто вызывала кого-либо в свой личный кабинет, предпочитая спускаться в офицерскую. Кинув быстрый взгляд на мальчишек, она повернулась к Гейсс, Майер и Зубовой, мигом застывшим перед нею по стойке смирно. Со стуком поставив гитару на пол, с небольшим опозданием отдала командиру честь и Кора Маггвайер.
— Разрешите доложить, капитан Казарова. На объекте находятся посторонние.
— Вольно, — Тати слегка махнула рукой. Озабоченно наморщив свой круглый белоснежный лобик, она обратилась к Рите:
— Сержант Шустова, объясните мне, пожалуйста, внятно, что здесь произошло. Я предпочитаю получать сведения из первых рук. Информация, она ведь как мужчина: ценность её тем меньше, чем через большее количество рук она успела пройти, — Тати поддержала свою шутку тонкой улыбкой.
— Докладываю, командир, — начала Рита, — трое мирных жителей, которых вы можете видеть здесь, были эвакуированы из сожженной деревни экипажем вертолета Беркут-А8, вылетевшим на срочное задание сегодня в девятнадцать часов.
— А больше там никого не осталось?
— Не могу знать, командир, дома горели и осмотреть их не представлялось возможным.
— Где роботы, которых вы должны были доставить на базу?
— Они остались в зоне ведения боя, командир.
— Это вы отдали приказ рядовой Сандре Бергендер сажать вертолёт, сержант?
— Так точно, командир.
— Понимаете ли вы, что провалили ответственное задание и должны будете понести наказание за неподчинение приказу?
— Да, командир, — ответила Рита, открыто и твердо глядя прямо в глаза Тати.
— Ясно, — задумчиво произнесла капитан Казарова, — что же, как говорится, придут с дубинками, будем шевелиться… А пока… Шустову в карцер на сутки, пусть посидит, подумает, а детей покормить и уложить спать, время позднее.
— Куда, командир? — спросила Зубова.
— На ваше усмотрение, старший лейтенант. Спокойной ночи.
Тати вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь, в коридоре скоро стихли её лёгкие энергичные шаги.
— Лучше всего, наверное, расположить их в помещении бытового склада, — озвучила свои мысли Зубова, — на раздвижных кроватях…
— Двоих мелких, может, и стоит отправить на склад, — вставила Гейсс со смешком, — а старшего я бы, на вашем месте, положила к себе.
Нежная кожа Алана была, наверное, слишком смуглой, чтобы краснеть, и услышав это скабрезное замечание он лишь спрятал глаза, опустив свои роскошные ресницы. Рита Шустова успела метнуть в сторону лейтенанта Гейсс ещё один недобрый взгляд — дверь снова открылась и вошли дежурные, чтобы сопровождать её в карцер.
— Доброй ночи, сержант, — хохотнула Гейсс.
— Берегла бы ты челюсть, — проворчала Зубова, — на войне оно, конечно, без шутки не житье, но меру знать надо.
Утром следующего дня Риту прямо из карцера проводили в кабинет Казаровой.
— Садись, — сказала Тати, взглядом указывая ей на стул для посетителей.
С виду кабинет командира дивизиона ничем не отличался от кабинета какой-нибудь чиновницы или управляющей: о принадлежности его владелицы к вооруженным силам говорил только портрет министра обороны в простенке между двумя окнами да несколько старинных наградных знаков, прикрепленных к лоскуту холста под портретом.
Министр, точнее министрисса, напоминала хищную птицу; суровое лицо её художник решил изобразить, развернув в три четверти: длинный нос слегка загибался книзу, узкогубый рот был плотно сжат, а небольшие глубоко посаженные глаза зловеще сверкали, точно орудия в бойницах. Рита невольно сравнила лицо на портрете с живой Тати, сидящей под этим портретом. Капитан Казарова представлялась совершенной противоположностью воинственной чиновницы: миниатюрная, хрупкая, светлокожая до прозрачности; бывают такие удивительные блондинки, будто тонкая фарфоровая посуда; из-под фуражки выбивались лёгкие завитки соломенного цвета — офицерам разрешалось не стричься наголо… Рите подумалось, что портрет министриссы обороны и хорошенькое личико расположившейся в кожаном кресле Тати Казаровой вместе составляют одну аллегорическую картину, которую можно было бы назвать, к примеру, «Противоборство Войны и Любви»…
