Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
Она была одета во что-то вроде кринолина, а пахло от нее сандаловым мылом и мясом — странная и неприятная смесь запахов, видимо призванная услаждать Хэнка. Терри даже приготовила сосиски в тесте («Готовое тесто, ничего сложного»). Они были как раз на один укус собаке, и время от времени Терри метала в сторону Хэнка сосиску-другую.
Она присела на край матраса, перелистывая книгу под названием «Готовим на двоих», и сосредоточенно покусывала губу, погружаясь в очередной рецепт.
— Как насчет «яблочной Бетти» на десерт? — спросила она (я не поняла, кого именно — меня или Хэнка).
Я представила себе, как она приветствует его, когда он возвращается домой с работы («Здравствуй, милый!»). Встречает его в дверях бокалом мартини и поцелуем — только что сделанная прическа, свежий макияж и широкая улыбка а-ля Мэри Тайлер Мур.
Пока я отогревалась перед огнем, мы прикончили бутылку «Дон Кортес», с которым Терри готовила мясо по-бургундски, и почали «Пиат д’ор», которое успело охладиться снаружи на подоконнике. Когда Терри открыла окно, чтобы достать бутылку, вихрь снежинок влетел в комнату, словно невидимая рука осыпала нас морозным конфетти.
Мы пили холодное вино, и Терри похвалялась передо мной свежекупленным собачьим приданым — валлийское одеяло (шерстяное, с розово-зеленым узором в виде пчелиных сот) из «Драффенса» и всякая всячина из зоомагазина на Док-стрит: замшевый ошейник, простеганный кожаный поводок и коричневая керамическая плошка с надписью «СОБАКА». Может, ей стоит купить парную с надписью «ЧЕЛОВЕК»? Еще Терри раздобыла табличку на ошейник, с выгравированным именем и адресом Хэнка. Я заметила, что Хэнк взял ее фамилию, а не наоборот.
— Милый, — сказала она и погладила собачий бок, отливающий золотом в свете свечи и каминного пламени.
Она стала тихо рассказывать псу, как они будут жить вместе — ходить на пляж в Броти-Ферри, ездить на экскурсии в Сент-Эндрюс, гоняться за кроликами в Тентсмюирском лесу, ежедневно прогуливаться до Балгей-парка и весело резвиться меж надгробий, под которыми покоятся обыватели Данди. При слове «прогуливаться» Хэнк перевернулся на бок и застонал.
Когда Терри вышла на кухню — посмотреть, как там ужин, — я рискнула тихо сказать: «Малыш?» Эффект меня напугал и расстроил — Хэнк слетел с постели, отчаянно виляя хвостом, и принялся ходить вокруг, обнюхивая меня с энтузиазмом, словно мое тело несло новости откуда-то издалека.
— О, да вы поладили, — великодушно сказала Терри по возвращении с кухни — пес как раз поднял лапу в элегантной мольбе и заглядывал мне в глаза, словно ожидая услышать некую мудрость.
Я размышляла, не подходящий ли сейчас момент, чтобы сообщить Терри про Хэнка, — хотя для такой новости подходящий момент явно никогда не наступит, — как Терри упала на колени, обвила руками шею пса и сказала:
— У меня нет слов, чтобы сказать, как я счастлива. Последний раз я была такой счастливой еще при жизни мамы.
О боже.
Я воспользовалась преображением Терри и заставила ее новую личность помочь мне с рефератом по Джордж Элиот. К этому времени мы уже были пьяны, и я, кажется, начала слегка бредить, но тем не менее упорно шла вперед и дошла до конца (другого выхода все равно не существует): «Схематическое единство и цельность видения Элиот неминуемо приводят нас к заключению, что комментарий Джеймса, называющего роман „сокровищницей деталей“, представляет собой искаженный и в конечном итоге предвзятый взгляд на роман и, в сущности, выдает отвращение Джеймса к самой концепции „Мидлмарча“».
Сил идти домой у меня уже не было, и в конце концов мы улеглись вповалку с Терри и Хэнком. Несмотря на усталость, я никак не могла заснуть; в конце концов я провалилась в сон под дребезжание тележки молочника, развозящего утреннее молоко, и во сне пыталась уломать Джордж Элиот сесть на заднее сиденье «кортины», а она никак не соглашалась.
Когда я проснулась, небо за окном было цвета старой кости. Я лежала на холодной стороне матраса. Терри все еще спала, обвив руками своего возлюбленного и уткнувшись носом ему в шею. Я выползла из постели и закуталась в валлийское одеяльце. Меня терзало похмелье, явно переходящее в поражение мозга. Я готова была убить за чашку горячего чаю, но свет опять отключили. Я поклялась, что, пока живу, никогда не буду принимать электроснабжение как нечто само собой разумеющееся. Я оделась, натянула сапоги, облачилась в пальто и приготовилась уходить.
Но не успела я выйти, как проснулся Хэнк и принялся царапаться в дверь, просясь наружу. Терри, судя по ее виду, нормально заснула впервые за двадцать один год, и я сказала: «Ну хорошо, Хэнк, малыш (компромиссное обращение), пойдем погуляем». Я открыла ему дверь квартиры, а сама нацарапала Терри записку о том, что мы пошли гулять, — иначе она проснется и запаникует, увидев, что он пропал. Потом я какое-то время искала его новый ошейник и поводок, свой реферат по Джордж Элиот, а также свою сумку, шарф и перчатки. Наконец я двинулась вниз по лестнице — неторопливо, предполагая, что дверь подъезда закрыта, как обычно. Однако, добравшись донизу, я обнаружила, что дверь открыта и чем-то подперта — жильцы съезжали с квартиры (похоже, не заплатив по счету).
Я протолкнулась мимо грузчиков, кантующих холодильник, выбежала на улицу, коварно скользкую от снега, и успела заметить Хэнка, исчезающего за углом в конце Пейтонс-лейн, — хвост его вращался, как вертолетный винт. Пока я добежала до того угла, Хэнк уже успел пересечь уходящую вверх Сити-роуд, лавируя между буксующими машинами, и понесся вверх по Пентленд-авеню, видимо следуя некой загадочной собачьей карте, хранящейся у него в голове и показывающей дорогу в Балгей-парк. Я бежала за ним, выкрикивая обе клички по очереди, как попало, но он, опьянев от свежего воздуха и открытого пространства, не обращал внимания. Догнав его наконец-то у входа в парк, я почти не могла дышать — так больно было легким от ледяного воздуха.
Я не успела надеть на Хэнка ошейник — пес умчался прочь, подскакивая, как щенок, по тропе, ведущей к обсерватории Миллса. Будучи добродушным и воспитанным, он время от времени останавливался, чтобы я могла его нагнать. Холод был жуткий, кусающий и гложущий, а небо — зимнее, низкое, серое, без единого солнечного лучика, хоть как-то красящего унылый снежный пейзаж. Зимняя серая пелена давила на всех, в том числе на усопших.
Вслед за Хэнком я дошла до обсерватории, а потом мы двинулись вниз по склонам кладбища, где покойные жители Данди — китобои, прядильщики и судовладельцы, ткачи и модистки, капитаны и кочегары — терпеливо ждали под покрывалом травы. Ждали дня, который, может быть, никогда не придет. Спит ли мой отец на таком же кладбище? Может быть, лежит где-нибудь в братской могиле для нищих. Может, даже не закопан как следует — только прикрыт листьями и ветвями. Или обглодан дочиста рыбами на дне морском. Или обратился в прах и развеян по ветру?
— Кто знает, — говорит Нора.
— Так, значит, возможно, что он жив?
— Возможно, — со вздохом признает она.
А моя настоящая мать, в противовес ложной, которая сейчас сидит рядом?
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
