Для тебя:
Я не ропщу, что от тебя пришлось
Принять мне столько скорби и печали,
Что я согнулся, изнемог от слез,
Ведь не из меди нервы, не из стали.
И если так же от обид моих
Страдал и ты, нет горшего страданья.
А для себя я даже не постиг,
Как были глубоки мои терзанья.
О почему печали нашей мрак
Нам не дал вспомнить горечь отчужденья?
И почему замедлили мы так
Друг другу принести бальзам смиренья?
Былых ошибок в сердце не храня,
Как я тебя, так ты прости меня[37].
Блайт (и Уильям Шекспир)
Только с тобой я всегда была настоящей.
И нажала «Отправить».
Я понимала, что, возможно, не получу ответа. Меня не удивит, если Люк никогда больше не заговорит со мной. По крайней мере, в столовой я сказала ему то, что хотела. Оставалось только надеяться, что он поверит мне. И может быть, простит.
Затем я вошла на сайт «Восставшего феникса», чтобы проверить, появилось ли уведомление о нарушении секретности. И оно там было. В нем говорилось, что у администрации нет конкретных доказательств о проведении гонки, поэтому предлагалось затаиться до завтра, пока не появится еще какая-нибудь информация. Думаю, прошел слух о том, что утром я должна назвать имена участников. Старая добрая Глэдис.
Я проверила статус своей заявки. Ее все еще не подтвердили. Сомневаюсь, что вообще теперь получу подтверждение. Я была уверена, что бы ни случилось завтра, меня исключат из охоты. Да и вряд ли бы мне удалось выиграть. Сай с Дженной уже получили последнюю, десятую подсказку. Они молодцы. Если кто и заслуживал победы в подпольной охоте, то это они. Я надеялась, что слухи о призе были правдивыми.
Мама позвала меня на ужин, хотя я говорила ей, что не голодна. Я вышла с сайта, проверила историю браузера и потащилась вниз за мясным рулетом, которого не хотела.
Папа на ужин не пришел. Отчасти я вздохнула с облегчением. Отчасти почувствовала вину. Семейные ужины всегда были важны для папы, и из-за меня он не захотел присутствовать на одном из них. По крайней мере, Зак наслаждался этим. Он подмигивал мне и посылал хитрые ухмылочки. А еще считал, что мой арест добавит ему крутизны среди новых приятелей в Эш-Гроув. Я надеялась скрыть свой тюремный опыт от общественного сарафанного радио, но, судя по всему, копы пришли в школу и рассказали папе о моем аресте в присутствии Глэдис, секретарш и тех, кто оказался в помещении администрации. Зак был уверен, что все, начиная от сторожа и заканчивая членами школьного совета, знали о моем аресте. Мама озвучила мне эту информацию во время ужина.
После того как я тридцать минут ковырялась в еде, она отпустила меня, и я вернулась в комнату.
Примерно после полуночи у меня проснулся аппетит. Я выбралась из кровати и поползла на кухню. Приготовила себе бутерброд с арахисовым маслом и уже отправилась с ним наверх, когда что-то привлекло мое внимание к гостиной. Силуэт сидящего в темноте человека. И это мог быть только один человек.
– Пап? – спросила я. – Это ты?
– Милая, – отозвался он, – почему ты не спишь?
Я никогда не слышала столько печали в его голосе. И никогда не думала, что именно я доведу его до такого состояния.
– Мне захотелось поесть.
– О!
Тишина.
Я вошла в темную комнату:
– Пап? Извини меня. За все. За дом, школу… и особенно за то, что помешала тебе стать суперинтендентом. Несмотря на то что я натворила, мне никогда не хотелось навредить тебе. Клянусь.
Папа протяжно выдохнул:
– Это не имеет значения, Блайт. Меня волнуешь только ты и твое будущее. И я переживаю, что испортил его. Просто… никогда не думал, что все может пойти наперекосяк.
– Я тоже, – вздохнула я. – Одно потянуло за собой другое. И я даже не поняла, что все зашло так далеко. Пока не оказалась там.
– Я не понимаю, зачем ты все это сделала. – Папа развел руками. – Нарушала правила, врала, разрушила новый дом… Ты будто стала кем-то другим. Почему ты так поступила?
В голове всплыли первые строчки сонета, что следует за тем, что я отправила Люку.
– «Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть, – процитировала я. – Напраслина страшнее обличенья»[38].
Папа медленно кивнул в темноте. Затем тихо продолжил:
– «А вы грехи мои по своему равняете примеру».
Вот он, тот самый учитель английского языка, которого мама привела когда-то знакомить со своими родителями. Казалось, эти слова значили для папы что-то большее.
– Это правда, – пробормотал он сам себе. – Это правда. Затем снова замолчал. А я побоялась произнести хоть слово.
– Это все моя вина, Блайт. Не твоя, – сказал папа наконец. – Я так сосредоточился на получении этой должности, что не заметил, как негативно это влияет на тебя. Если бы я понял это раньше, то не стал бы так поступать. Мне не стоило выдергивать тебя из Меритона. Там ты была на хорошем счету. И я убедил себя, будто перевод в Эш-Гроув никак на тебя не повлияет. – Он покачал головой. Поднял руки и соединил выпрямленные пальцы. – Я пытался сделать так, чтобы твои будущие достижения были частью моих. – Он опустил руки. – Так эгоистично. А все должно быть наоборот.
– Но, пап, ты делаешь это для семьи, – возразила я. – Ты хочешь для нас лучшей жизни. Это же твои слова.
– Я говорил это и себе. И был очень убедительным. Так оно и есть, но не в том смысле, какой вкладываешь в эти слова. Это никак не связано с социальным статусом, возможностью покупать дорогую одежду и машины или с оплатой Брин-Мор. Это связано с тем, как вы с Заком проживете ваши жизни. Не хочу, чтобы вам с братом пришлось идти на уступки, когда вы станете старше. Не хочу, чтобы вам пришлось соглашаться в жизни на меньшее, а потом защищать, или объяснять, или оправдывать выбор, сделанный вами. – Папа покачал головой и посмотрел на пол. – Я видел, как твоя мама поступала так на протяжении двадцати лет. Слышал, как она защищает меня перед родителями – и я знаю, она делает это из любви ко мне, – но, господи, это меня убивает. Убивает! Потому что она не должна этого делать. Я не хотел для нее такого. Я хочу, чтобы она гордилась своей жизнью и мужем. Хочу, чтобы ей не приходилось оправдываться или защищаться. Хочу компенсировать ей тот уровень жизни, которым она пожертвовала, выйдя за меня замуж… Без которого жила все эти годы… Я должен ей это. Она заслуживает этого.
