«Он её унижал и смеялся… Уходил и опять возвращался… Он уверен — она всё простила! Потому что он знал, что любила… Но… однажды, он так же вернулся, и на сердце вдруг стало так колко… На столе он увидел записку: «Надоело… достало… пошёл ты!»
Так вот так — не будет. У тех, кто в такое попал и задержался достаточно долго, обычно уже не бывает сил уйти. Они не уходят с гордо поднятой головой, они уползают, собирая себя по кусочкам.
Они всё надеются на любовь.
Но это — не любовь. Это его праздничный стол.
Кто-то с этого стола рано или поздно сбегает. Если находит хоть какой-то стержень; кто-то надолго остаётся блюдом. Тот, кто вырвался, потом ещё долго собирает себя.
Эти праздничные персонажи видны по трём о них словам. По ощущению оставшейся боли у тех, кто с ними был. Кто ищет потом ответы и не может понять.
А не просто «ну кто-то кого-то бросил, бывает».
Я всегда буду верить тем, кто говорит, что больно. Шкурка уже содрана, и пока ещё заживёт.
Кажется, я сейчас смогу сформулировать ещё кое-что. Важное.
* * *
На это всё можно не наступать, когда это всё уже знаешь. Но если не знаешь, то можешь наступить.
А если ты ещё и определенного склада ума (и он встречается очень у многих женщин), то наступить тебе — раз плюнуть.
На самом деле попадают в это все те женщины, у которых на подкорке написано, что любовь надо ЗАС-ЛУ-ЖИТЬ.
Что происходило в детстве?
И у мужчин тоже, конечно, встречается. Только у мужчин это даёт отклонение в другую сторону.
Это те самые манипуляторы, да.
Я не знаю, почему это именно так. Почему мужчины идут в эту сторону, а женщины — в эту.
Возможно потому, что мужчины — воины, у них в крови прошито бороться. И если не научили любить, то злой мальчик начинает «воевать» со всеми.
А женщины — хранительницы, они добрее и гибче.
Поэтому одни добывают себе любовь подковёрными войнами-манипуляциями (ещё раз, оно получается само!), а другие так же неосознанно дают себя есть.
Это прописанные сценарии.
Поэтому и тех, и других на самом деле так много.
А не потому что я вижу везде. Это есть.
* * *
Женщина, которая на это цепляется — это кто? Это по сути мамка.
Когда можно рассказать всё, ну и она ещё пожалеет, подскажет, дождётся. Она понимающая, тёплая, прощающая. Она больше помнит о ком-то, чем о своих чувствах.
Сыночки, все эти мальчики, они же по сути Питеры Пэны, злые капризные дети, именно этим и пользуются.
Поэтому к женщинам, которые знают, как выглядит любовь, они не подходят; или сами отваливаются, когда понимают, что самоуважение тут ставится во главу угла.
Они нюхом чуют, что здесь не накормят.
А мамки получаются из несчастных девочек.
Самоуважение проставить мешает страх. Тот самый страх — недолюбленность, что ли; непонимание, кто ты и где, и куда идти дальше.
Когда ты боишься, что тебя оттолкнут, как отталкивали всегда. Что ничего ты на самом деле не стоишь.
Бери, пока дают хоть такое, заслуживай и радуйся. И попробуй удержать.
И чем больше тебя недолюбили, тем больше ты себя кому-то скармливаешь.
Вот тут одна поэтесса-блогерша пишет о какой-то там короне.
Ну там читаешь и тоже в принципе всё понятно; она ж тоже психопат, она вообще за то, чтобы и так не сильных людей втаптывать, классическое: «Съели? Сама виновата.»
Оно может и так. Если лягушку на вивисекторский стол положить и на живую препарировать; кожу содрать, посмотреть, как дрыгаются мышцы. Только она потом жить не будет.
Люди не лягушки. С людьми так нельзя.
Нет у этих людей короны. Есть страх. Вот эта дрыгающаяся мышца — страх.
Страх даёт два чувства: желание цепляться хоть за суррогат любви и неодиночества; и контроль.
Контроль — это не когда ты приносишь ему пирожок и думаешь: надо, чтобы он поел.
Хотя и это тоже. Поэтому и любят больше себя. Как добрые мамы. Поэтому и думают, что Питера Пэна ещё можно спасти, что он когда-нибудь изменится. А он не изменится.
У него война. Захотеть что-то менять может только тот, кто чувствует боль.
А он уже не чувствует боли. Сострадания давно нет ни к кому, и к состраданию отвращение.
* * *
Контроль — это когда ты думаешь, что всё зависит от тебя (то самое заслуживание), что если ты перестанешь быть понимающей и удобной, что если ты во главу поставишь свои чувства, что если ты потребуешь к себе уважения и скажешь: «Нет, со мной так нельзя», «Нет, вот ты с этим всем идёшь нафиг», «Нет, это — твоя война» — то он отвалится.
