— Она решила сама заняться расследованием. Моя вина. Кажется, вначале я способствовал этому. Сибил стремилась помочь мне, и я думал, что ей удастся почерпнуть какие-то сведения в разговорах с женщинами. Сам-то я не вправе с ними разговаривать. Никакого вреда в этом я не видел.
— Иисус, Мария и Иосиф! Сибил. Я думал, она просто помешана на визитах.
— Судя по описаниям, кучером был молодой еврей по имени Шимшек Девора. У него необычные волосы — густые и вьющиеся, как у арабов, но более светлые. Возница по профессии.
— Ты говорил с ним?
— Нет. Он погиб. Упал под экипаж. На первый взгляд несчастный случай, но Хамза так не думает. Есть и еще одно звено, связывающее Хамзу с Шамейри, только я просто не знаю, что думать. Несколько месяцев назад Хамза похитил племянницу Исмаила-ходжи и держал ее в квартире матери Шимшека. Он утверждал, будто хочет защитить ее от… да не важно. Думаю, он не хотел причинить ей вред.
Берни скептически поднимает бровь:
— Похитил девушку ради ее же пользы?
Камиль снисходительно улыбается:
— Поведение восточных людей часто непостижимо. Так или иначе, но мы с Мишелем нашли ее. Помогла мать моего коллеги, которая живет в том же районе. Однако Хамзе удалось бежать. Я и не знал до сегодняшнего утра, кто являлся похитителем.
— Его мать? — бормочет Берни.
— Прошу прощения?
— Нет, ничего. Продолжай.
— Шимшек занимался вместе с Хамзой странными делами, однако мы пока не знаем, какими именно. Он погиб, когда девушка еще находилась в плену.
Берни встает, подходит к фонтану и смотрит на воду, текущую из железной трубы. Потом поворачивается к Камилю и замирает перед ним, сложив руки на груди, словно защищаясь от кого-то. Он кажется уязвимым, как мальчик.
— Где жил этот Шимшек?
— В еврейском квартале Галата. А что?
— Просто интересуюсь.
Камиль внимательно смотрит на Берни:
— Ты знал его?
Берни не сразу отвечает на вопрос.
— Где-то слышал это имя. Вот только не припомню, где именно. Обязательно сообщу тебе, если вспомню. Итак, Шимшек доставлял Ханну к павильону в саду Исмаила-ходжи для встреч с Хамзой.
— Павильон находится неподалеку от пруда. Журналист мог задушить гувернантку, бросить ее в воду и уехать.
— Но Хамза еще не рассказывал никаких подробностей об убийствах?
— Насколько я знаю, пока нет. Сразу после гибели Ханны он уехал в Париж на несколько лет. Теперь-то мы знаем почему.
— Не слышу в твоем голосе особенной уверенности.
Камиль вздыхает:
— Не знаю. Для отъезда у него имелись и политические причины. За ним следили агенты тайной полиции. Ходили слухи, что он радикал, пишущий подстрекательские статьи в реформистский журнал.
— Но зачем ему понадобилось убивать Ханну?
— Это меня и беспокоит. У него нет никаких мотивов. — Судья закидывает ногу за ногу и берет сигарету. Смотрит на нее, не зажигая. — Возможно, Ханна была беременна, хотя в полицейском протоколе ничего не указано.
— По моему, звучит как-то натянуто. — Берни отрицательно качает головой в ответ на предложение друга закурить.
Камиль кладет сигарету в серебряный портсигар и вынимает четки.
— Подобные вещи порой случаются. А он человек горячий.
— В таком случае скорее Ханна должна была убить его.
Они оба усмехаются.
— Допустим, она разозлилась на него и начала скандалить. В конце концов, женщина служила во дворце. Хамза считался радикалом, и она могла сдать его властям.
— Думаешь, Ханна способна пойти на такое?
Берни делает вид, что устал от дискуссии.
— Не знаю. Если гувернантка была беременна, какой смысл ей доносить на отца ребенка? А как насчет Мэри? Почему он убил ее?
— Понятия не имею. Однако полицейские утверждают, что он во всем чистосердечно признался. Не исключено, что она тоже была его любовницей. Почему люди вообще убивают? Из мести? Возможно, обе женщины оскорбили его.
Берни садится на скамью рядом с Камилем.
— Пожалуй, все-таки возьму у тебя одну, — говорит он и показывает на карман куртки судьи, где лежат сигареты.
Камиль достает портсигар, открывает его и протягивает другу. Несколько минут проходит в полной тишине. Берни безмятежно курит, а судья погружается в свои мысли, перебирая четки.
— Я все-таки никак не разберусь с кулоном, — прерывает молчание Камиль. — И с надписью на китайском. — Он окидывает взглядом Берни. — Кулон принадлежал и Ханне, и Мэри. Предположим, Хамза подарил его сначала одной женщине, потом другой. Возможно, его сняли с тела Ханны.
— Ужасная мысль.
— Однако вещь-то довольно старая. Как она попала к нему? Уверен, что кулон изготовлен во дворце.
Берни молчит и невидящим взглядом смотрит на фонтан.
— Как ты считаешь?
— Так оно и есть. Ведь там тугра с сигнатурой султана. Если только это не подделка.
— Не думаю. Я показал украшение главе ремесленников, и он сказал, что это работа одного серебряных дел мастера из дворца Долмабахче.
Берни удивленно смотрит на товарища:
— Он сказал, для кого изготовлен кулон?
— Нет. Мастера нашли мертвым на следующий день после моего посещения дворца. Говорят, у него остановилось сердце.
Камиль встает и идет к фонтану. Смотрит на него с таким видом, будто забыл, для чего он предназначается.
— Родственники утверждают, что он не страдал от сердечных болей. — Резко поворачивается к Берни. — Все-таки мне кажется, что он умер не от разрыва сердца.
Берни подается вперед, упирается локтями в колени и подпирает голову руками.
— Камиль, дружище, — бормочет он, — опасайся удара в спину.
— Но почему?
— Тебе не кажется, что в этой истории слишком много совпадений? Старик умирает именно в тот момент, когда ты хочешь встретиться с ним.
— Да, подозрительно. Но я не верю в совпадения. Кто-то во дворце не хочет, чтобы я знал, для кого предназначался кулон, — задумчиво говорит он. — Только могущественный человек мог организовать такие убийства. И он знал, чем рискует. Великий визирь? Министр? Может быть, сам султан?
— Они убирали следы?
— Ну да. — Судья вздыхает и поворачивается лицом к Берни. — Дворец находится вне сферы моих полномочий. Ты прав — всякий, кто смотрит в ту сторону, пребывает в опасности. Если бы я был мудрее, то не стал бы копаться в деле Ханны. — Теперь он в большей степени сочувствует Ферат-бею, получающему нищенскую пенсию.
