Тэлли вздохнула и закрыла глаза.
«Ты рассуждаешь, как чрезвычайница», — сказала ей Шэй.
Тэлли тоже могла пролететь полпути на вертолете. Вот минус драматических уходов: порой в такие моменты выглядишь полной тупицей. Но кое-что из сказанного Дэвидом ее порадовало. Диего не отказался от беженцев. Там их пока принимали.
— И все-таки почему ты полетел сюда?
Дэвид посмотрел на нее и решительно ответил:
— Я здесь, чтобы помочь тебе, Тэлли.
— Послушай, Дэвид, мы с тобой вроде как на одной стороне, но это вовсе не значит, что ты мне нужен. Разве не к лучше тебе было остаться в Диего? Идет война, ты же знаешь.
Дэвид пожал плечами:
— Города я недолюбливаю и о войнах знаю мало.
— Ну, я тоже о войнах знаю не так много, но при этом делаю что могу. — Тэлли, щелкнув пальцами, подозвала свой скайборд, парящий неподалеку. — А если чрезчайники поймают меня в компании с дымником, не так просто будет убедить их в том, что я говорю правду.
— Но… Тэлли, ты себя хорошо чувствуешь?
— Вот уже второй раз я слышу этот идиотский вопрос. Нет, я себя чувствую плохо.
— Да, вопрос действительно идиотский. Но мы волновались за тебя.
— «Мы» — это кто? Ты и Шэй?
— Нет. Мы с мамой.
— С каких это пор Мэдди за меня переживает? — сдавленно рассмеялась Тэлли.
— В последнее время она часто думает о тебе, — сказал Дэвид, поставив нетронутый контейнер на пол. — Ей пришлось изучить операцию, с помощью которой создают чрезвычайников, и потом она научилась, как их исцелять. Она теперь много знает о том, что это такое — быть такой, как ты.
Тэлли вскочила, встала в боевую стойку и одним прыжком преодолела пропасть, отделяющую ее от Дэвида. Приземлившись, она подняла облако пыли. Оскалив зубы, проговорила Дэвиду в лицо:
— Сейчас никто не знает, каково это — быть такой, как я, Дэвид. Клянусь тебе: никто.
Он смотрел на нее, даже не моргнув, но Тэлли учуяла его страх и слабость.
— Прости, — негромко произнес Дэвид. — Я не так хотел сказать. Это не имеет отношения к Зейну.
При упоминании имени Зейна внутри Тэлли словно что-то надломилось, злость угасла. Она села на корточки, тяжело дыша. На миг из-за вспышки гнева что-то тяжелое, как кусок свинца, сдвинулось с места. Впервые с момента смерти Зейна что-то кроме отчаяния прорвалось, к ее сердцу.
Но это чувство владело ею не более нескольких секунд и сразу же сменилось слабостью и изнеможением.
Она опустила голову на ладони и прошептала:
— Все равно.
— Я тебе кое-что принес. Это может тебе понадобиться.
Тэлли подняла голову. В руке Дэвида блеснул инъектор.
Она устало покачала головой:
— Нет, Дэвид, даже не думай. Меня нельзя лечить. Комиссии по чрезвычайным ситуациям мне не поверят, если я буду не такой, как они.
— Я все понимаю, Тэлли. Фаусто объяснил нам, какой у тебя план. — Он накрыл иглу колпачком. — Но инъектор все-таки возьми. Может быть, после того как ты там все расскажешь, тебе все же захочется измениться.
Тэлли нахмурилась:
— Честно говоря, большого смысла думать о том, что будет после того, как я во всем признаюсь, нет, Дэвид. В городе будут мной, мягко говоря, недовольны, так что мои желания вряд ли кто-то учтет.
— Сомневаюсь, Тэлли. Как раз это в тебе — самое удивительное. Что бы с тобой ни творил город, у тебя, похоже, все равно всегда остается выбор.
— Всегда? — презрительно фыркнула Тэлли. — Когда умирал Зейн, у меня никакого выбора не было.
— Верно, не было. — Дэвид покачал головой. — Прости. Я то и дело говорю глупости. Но вспомни: когда ты была красоткой, ты же сама изменилась и вывела «кримов» из города.
— Нас вел Зейн.
— Он принял капсулу. А ты — нет.
— Не напоминай мне об этом! — застонала Тэлли. — Именно из-за этого он оказался в больнице!
— Погоди, погоди. — Дэвид поднял руки вверх. — Я пытаюсь кое-что сказать: ты сама додумалась до того, как избавиться от красотомыслия.
— Да знаю я, знаю. Очень много хорошего это мне принесло. И Зейну тоже.
— На самом деле хорошего получилось гораздо больше, чем ты думаешь, Тэлли. Наблюдая за тобой, моя мама поняла кое-что очень важное насчет того, как обратить последствия операции, как следует лечить от красотомыслия.
Тэлли посмотрела на Дэвида. Она вспомнила о рассуждениях Зейна в то время, когда он и она были красивыми.
— То есть как поумнеть?
— Вот именно. Мама поняла, что не нужно стремиться удалять микротравмы. Нужно только стимулировать мозг, чтобы он работал, игнорируя наличие микротравм. Вот почему новое лекарство намного безопаснее и действует так быстро. — Он говорил скороговоркой, его глаза разгорелись от волнения. — Вот почему нам удалось все так изменить в Диего всего за пару месяцев. Из-за того, что ты нам показала.
— Значит, это я виновата в том, что там люди оборачивают мизинцы змейками? Блеск.
— Винить тебя можно только в том, что они обрели свободу, Тэлли. В том, что одурманивающим операциям пришел конец.
— Конец пришел Диего — вот как надо было сказать. — Тэлли горько рассмеялась. — Как только Кейбл там все приберет к рукам, они сильно пожалеют, что скушали маленькие капсулы, изготовленные твоей мамочкой.
— Послушай, Тэлли. Доктор Кейбл слабее, чем ты думаешь. — Дэвид наклонился к Тэлли. — Вот самое главное, что я тебе должен сказать: после того как в Диего заработала Новая система, нам стали помогать некоторые из местных промышленных менеджеров. Массовая проекция. За последний месяц мы контрабандой доставили в Нью-Красотаун двести тысяч лечебных капсул. Если тебе удастся выбить Комиссию по чрезвычайным ситуациям из колеи хотя бы на пару дней, твой город начнет меняться. Только страх мешает тому, чтобы там тоже воцарилась Новая система.
— Страх перед теми, кто напал на Арсенал, ты хочешь сказать. — Тэлли вздохнула. — Опять я во всем виновата.
— Может быть. Но если ты сумеешь прогнать страх, все города на планете призадумаются. — Дэвид взял Тэлли за руку. — Ты не просто прекращаешь войну, Тэлли. Ты сможешь исправить все.
— Или все испортить. Никто не задумывался о том, что станет с дикой природой, если все сразу исцелятся? — Она покачала головой. — Я знаю только одно: я должна остановить эту войну.
— Мир меняется, Тэлли, — улыбнулся Дэвид. — Это сделала ты.
Тэлли отстранилась. Некоторое время она молчала. Что бы она ни сказала, Дэвид наверняка разразился бы речью о том, какая она замечательная. А она себя такой не чувствовала. Она просто ужасно устала.
