Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
Появление Митридата было встречено почтенным молчанием, ибо, кроме Трифона, в этот момент никто не имел права говорить.
И главный жрец, вознеся руки к небу, в полной тишине произнес:
— С благословения повелителя нашего, Митридата VI Евпатора Дионисия, мы, смиренные жители Пантикапея, свободного города, обращаемся к тебе, великая Церера! Обрати свой взор на нас, пошли нам, смиренным твоим рабам, хороший урожай и улов, ниспошли с вершин Олимпа благословение на процветание нашему городу, помоги пережить засуху, а потому не забудь про дождь, дабы наша лоза разродилась сочными ягодами. В знак благодарности прими от нас достойную жертву — этого коня!
Трифон, не поворачиваясь, поднял правую руку в знак того, что пора отдать жертву богам, и жрецы, которые держали коня за узду, направились к краю обрыва. Устремившийся вперед жеребец вдруг заметил перед собой пропасть и встал на дыбы. Однако воины, стоявшие чуть в стороне и державшие наизготове копья, тут же вонзили их в круп коня, и обезумевшее от боли животное рванулось в морскую пучину.
Возглас людского ликования и шум прибоя заглушили звук падения жертвы. И тут, словно в ответ на происходящее, раздался непонятный гулкий шум. Ноги ощутили дрожание земли. Первый толчок был несильным, будто предупреждение о надвигающейся опасности, и все притихли: чем они провинились перед богами? Неужели жертва была неугодна богам?
Несколькими минутами позже последовал второй толчок, который выбил землю из-под ног зрителей.
Со страшным грохотом землетрясение принялось за свое разрушительное дело. Ту часть обрыва, с которой только что был принесен в жертву белый жеребец и где стояла большая часть людей, отделила огромная трещина. Щель увеличивалась с каждой секундой, и многие из тех, кто хотел спастись, стали прыгать на другую сторону расселины. Некоторым это удалось, другие с истошным криком срывались в образовавшуюся пропасть. Остальные, увидев эту страшную картину, отпрянули назад, к краю обрыва. С гулом, подобным звуку колесниц Зевса, этот кусок скалы начал свое движение вниз. Сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее, захватив с собой сотни испуганных жителей Пантикапея, он опустился в морскую пучину, оставив после себя густое облако брызг и эхо человеческих криков.
Трифон стоял на месте. Вознеся руки к небу, он громко читал молитву. Рядом, одетые во все белое, находились и остальные священнослужители. Похоже, для них церемония принесения жертвы богам продолжалась. Лишь простые граждане и некоторые из воинов поддались панике — топча упавших, они кинулись вниз, в город.
Митридат даже не шелохнулся. Рядом с ним пребывали его невозмутимые стражи и немногочисленная свита, как и повелитель, потрясенные увиденным.
На церемонию жертвоприношения Митридат надел пектораль, и в эти трагические минуты его руки лежали на ней, словно она была его единственной спасительницей от всяких бед.
Царский шатер покосился, и прислуга с трудом удерживала хлипкое строение от разрушения.
Взгляд Митридата был направлен вниз, в долину, где располагались кварталы столицы Боспорского царства — города, который прежде назывался Пантикапеем. От разрушенных каменных строений вдоль улиц расползались клубы пыли, поедая на своем пути маленькие фигурки людей. Обезумевшие животные с мычанием и блеянием вырывались из упавших загонов и мчались в пыльном тумане, калеча копытами всех, кто попадался им на пути.
Крики людей и рев скота слились в единый ужасающий стон, с которым погибал город.
Тем же вечером один за другим последовали еще два мощных толчка. Ближе к утру, когда облако пыли осело, Озирис доложил Митридату, что, кроме его резиденции и храма, в городе уцелели лишь несколько зданий и портовые сооружения. Водопровод сохранился только частично, в верхней своей части. Все остальное разрушено, жертвы исчислению не подлежат, поскольку разобрать завалы не предоставляется возможным.
В тот день многие подумали, что всесильный Митридат чем-то очень разгневал богов, и за это ужасная кара постигла Пантикапей.
Так полагали не только жители города, воины и жрецы. Так считал и самый любимый из сыновей Митридата Фарнак — наследник, в котором царь видел своего преемника.
Фарнаку было уже сорок лет, и тридцать из них он провел в седле.
Его, одного из немногих, Митридат искренне любил. В те редкие месяцы, когда отец и сын виделись, они проводили время в бесконечных походах по горам, совершенствуя военное искусство и охотясь на диких животных. Добычу доставляли во дворец, где устраивался пир. Мясо жарили на вертеле, используя дорогие специи. Это угощение могли испробовать только друзья Фарнака, такие же, как и он, зрелые воины, еще два наставника и, конечно же, сам Митридат. Женщин на пиры не допускали.
Эти застолья имели тайный смысл: Митридат считал, что именно от таких воинов зависит не только его будущее, но и завтрашний день всего Боспорского царства. Многие из соратников, которые вместе с повелителем долгое время глотали походную пыль, погибли от римских мечей и копий. Но даже они были для Митридата чужими. Довериться так, чтобы без опаски повернуться спиной, он мог только тем, кого знал с юных лет. Для этого царь и воспитывал группу молодых парней, искренне считая, что в дальнейшем под предводительством Фарнака они станут его опорой в самых тяжелых сражениях и пойдут за ним на завоевание новых земель.
Когда Пантикапей был разрушен землетрясением и торговля остановилась, а рыбаки добывали лишь то, чем могли прокормить свои семьи, горожанам приходилось отдавать последнее, чтобы заплатить подати, и они роптали все громче и громче. Сравнивая жизнь при римлянах и теперь, когда Митридат обложил всех неподъемным налогом, многие из них сожалели о прошлом. Царю же требовались деньги на армию. Несмотря на то что Митридат потерял много земель, его ненависть к римлянам была так велика, что он готов был снова и снова биться с заклятыми врагами. Кровопролитные войны продолжались, и войско Пантикапея, которым с благоволения отца командовал Фарнак, собиралось в очередной поход против Рима.
Фарнак знал многих правителей и полководцев, которые одним взмахом руки решали судьбы городов, а иной раз и огромных провинций. Сам же он постоянно оставался в тени отца. И вот теперь, когда долгожданный поход вот-вот должен был начаться, Фарнак считал его бессмысленным и не мог смириться с тем, что ему предстоит вести свое войско на верную смерть. Больше всего его пугала мысль о том, что он может оказаться в плену у римлян.
Озаботившись своим будущим, Фарнак предпринимал все, чтобы этот поход не состоялся. Проводя большую часть времени среди воинов, он старался посеять в их душах сомнение.
— У нас четыре тысячи солдат вместе с обозом, у римлян — сорок тысяч. У них больше колесниц и мощных стенобитных орудий. Гней Помпей взял все города, которые пожелал! — слышали они из уст царского сына.
Его доводы были убедительны:
— Воины Митридата всегда славились доблестью и бесстрашием, но все должно иметь смысл! Всякий героизм должен быть подкреплен тылом и деньгами. Долгое время мы сами были этим тылом и обеспечивали казну доходами. Но, после того как боги разрушили Пантикапей, тыла не стало. Не стало и денег: римляне нашли способ выкрасть тайную казну Митридата и лишили всех нас средств к существованию. Мы не готовы к войне. Это смерти подобно!
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
