— Я больше не могу ждать. Давай вернемся.
— Ладно.
Когда они во второй раз подошли к зловонной луже, Дженн уже была готова упасть на колени и нахлебаться, но Билли ее удержал. Он снял крышку со своей фляги, закрыл горлышко ладонью и наполнил флягу водой со дна, втайне надеясь, что под слоем грязи содержится меньше бактерий. Он отдал флягу Дженн, а затем наполнил вторую.
— Я всегда знала, что меня убьешь именно ты, — сказала Дженн. Они чокнулись флягами, сказали друг другу «Будь здоров!» и, стараясь не подавиться, стали глотать вонючую жидкость.
Осушив фляги до дна, они наполнили их еще раз и снова отправились на запад, в глубь царства девственной природы. Не успев отойти от места своего «водопоя» слишком далеко, они обратили внимание, что густые тени, сильно удлинившись, легли поперек каньона.
— Нам бы следовало взять побольше воды, — сказал Билли. Ему была ненавистна сама мысль о необходимости вернуться, но их единственным шансом пережить эту ночь было опять шагать обратно к луже и просидеть там на корточках до рассвета. Если бы они выдули три полные фляги, то, возможно, напитали бы свои организмы водой в достаточном количестве, чтобы подняться на гору и окинуть взглядом окрестности до наступления темноты.
Другого пути не было. Они повернулись и уже в который раз потащились назад, в каменный лабиринт.
— Билли, — с трудом выговорила Дженн, — на сей раз и вправду плохи наши дела.
Билли не ответил. С головой у него явно было не все в порядке: он никак не мог вытряхнуть оттуда строчку из «Вопля», которая пульсировала там: «Кто пропал в вулканах Мексики, не оставив после себя ничего, кроме мелькнувших вдали рабочих штанов и лавы и пепла поэзии».
Пропал в Мексике, думал Билли. Ничего не оставив после себя.
— Билли, — повторила Дженн. В прошлом они — она и Балбес — несколько раз доставляли друг другу неприятности, но всегда находили способ остановиться и перестать изводить друг друга и стали лучшими друзьями. Она втравила Билли в эту авантюру и чувствовала себя виноватой. — Я не шучу, Билли! — заговорила Дженн. Слезы потекли у нее по щекам. — Мы умрем здесь. Умрем сегодня.
— Заткнись! — заорал Билли. Он был настолько ошеломлен зрелищем плачущей Дженн, что взорвался от бешенства, совершенно не свойственного Балбесу. — Сейчас же заткнись!
Эта вспышка гнева оглушила их и погрузила в молчание. И в наступившей тишине они услышали звук: где-то позади них с грохотом посыпались камни.
— Эгей! — хором закричали Дженн и Билли.
Они сорвались с места и побежали, даже не успев осознать, что не знают, к чему бегут. Кабальо предупредил их: если там и существует опасность большая, чем заблудиться, то это опасность, что их найдут.
Дженн и Билли замерли, старательно вглядываясь в тени под гребнем каньона. Может быть, это тараумара? Тараумарский охотник невидим, говорил им Кабальо; он наблюдает с некоторого расстояния, и если ему не понравится то, что он увидит, снова исчезнет в лесу. А что если это головорезы из наркокартеля? Кто бы это ни был, им пришлось рискнуть.
— Кто там? — кричали они.
Они прислушивались до тех пор, пока не стихло последнее эхо. Затем от стены каньона отделилась тень и двинулась к ним.
— Ты слышал? — спросил Эрик.
Мы потратили два часа, выбирая дорогу к подножию горы. Постоянно теряя тропу, мы вынуждены были останавливаться, чтобы вернуться и освежить в памяти нужные ориентиры, прежде чем продолжать спуск. Дикие козы «разрисовали» гору сетью едва заметных, пересекающихся под разными углами тропинок, а по мере того как солнце исчезало за краем каньона, становилось все труднее держаться выбранного направления.
В конце концов мы углядели где-то далеко внизу высохшее русло ручья, которое, я был почти уверен, вело к реке. И, кстати сказать, очень вовремя: полчаса назад я допил остатки воды и теперь с трудом ворочал языком. Я устремился вниз, но Эрик окликом пригвоздил меня к месту:
— Давай-ка еще раз проверим! — И он полез на скалу, чтобы уточнить направление.
— Вроде все правильно! — крикнул оттуда Эрик.
Он начал спускаться… и в этот момент вдруг услышал голоса, эхом прокатившиеся по лабиринту узких ущелий. Он позвал меня к себе, и мы пошагали туда, откуда шел звук.
Через несколько минут мы обнаружили Дженн и Билли. По лицу Дженн текли слезы. Эрик отдал им свою воду, я — несколько оставшихся батончиков.
— Вы что, правда пили оттуда? — спросил я, с ужасом глядя на плавающую сверху ослиную какашку в надежде, что они перепутали эту лужу с каким-то другим озерцом.
— Ага, — ответила Дженн, — и нарочно вернулись, чтобы попить еще.
Я выудил свою камеру — на случай если специалист по инфекционным болезням захочет в точности определить, что попало к ним в требуху. Хотя… справедливости ради надо признать — эта грязная лужа спасла им жизнь: ведь если бы Дженн и Билли именно в тот момент не вернулись еще раз глотнуть водички, то и сейчас продолжали бы брести по безлюдью, заходя все дальше в глубь ничейной земли, пока за их спинами не сомкнулись бы стены каньона, отрезав им путь назад навсегда.
— У вас хватит сил еще на немного? — спросил я Дженн. — Мне кажется, тут где-то недалеко деревня.
— Без проблем, — ответила Дженн.
Мы тронулись в путь легкой трусцой, а когда вода и батончики воскресили Дженн и Билли, они задали такой темп, что я едва поспевал следом. И снова меня поразила их способность воскресать из мертвых. Эрик вел нас по руслу ручья, затем заметил поворот в узкий проход, который он опознал. Еле волоча ноги, мы пошли влево, и даже несмотря на то, что свет становился тусклым, мне удалось разглядеть: пыль впереди утоптана. Вскоре мы выбрались из ущелий и обнаружили, что Скотт и Луис с тревогой поджидают нас у Батопиласа.
Мы разжились четырьмя литрами воды в бакалейной лавочке и бросили в нее горсть йодных таблеток.
— Не знаю, сработает ли это, — вздохнул Эрик, — но, может быть, вам удастся вымыть из себя те бактерии, что вы заглотили.
Дженн и Билли уселись на край тротуара и начали жадно пить. Пока они пили, Скотт объяснил: никто не заметил отсутствия Дженн и Билли, пока остальные члены группы не спустились с горы. К тому времени все испытывали нехватку воды, поэтому возвращение ради поисков подвергло бы их всех риску. Кабальо схватил бутылку воды и повернул назад, взяв все на себя. Остальных он просил оставаться на месте; больше всего ему не хотелось, чтобы на ночь глядя гринго разбрелись по каньонам.
Через полчаса Кабальо прибежал назад в Батопилас, раскрасневшийся, весь в поту. Он разминулся с нами в разветвляющихся ущельях и, осознав безнадежность поисков в одиночку, вернулся в город за помощью. Он взглянул на нас с Эриком — усталых, но все еще державшихся на ногах, потом перевел взгляд на двух первоклассных молодых бегунов на сверхдлинные дистанции на обочине — измученных и смущенных. Я знал, о чем думал Кабальо, прежде чем он произнес это вслух.
