– Я пришел, чтобы попрощаться, сударыня.
– Вы решили вернуться в Чартли? – спросила она. – Нам будет вас не хватать, но я тоже думаю, что вам лучше вернуться домой.
– Полагаю, я должен это сделать, – удрученно заявил он. – Поначалу я думал… но теперь и сам понимаю, что из этого ничего не выйдет. Похоже, мой отец изрядно выбит из колеи, оттого что я со скандалом покинул Чартли, хотя я и написал ему, как вы мне советовали, поэтому не могу понять, отчего он вбил себе в голову, что я не собираюсь возвращаться. Боюсь, он очень расстроен, и… я никогда не прощу себе, если с ним что-нибудь случится. То есть мне ничего не остается, кроме как вернуться. Видите ли, мисс Уичвуд, вчера утром в Бат приехала моя мать. Она остановилась в гостинице «Кристофер».
– Понимаю, – сочувственно сказала она.
– И привезла с собой мою сестру Корделию, – угрюмо добавил он. – Если уж ей понадобилось брать с собой кого-либо из моих сестер, то она могла бы, по крайней мере, прихватить Лавинию, потому что у той имеется хотя бы капелька мозгов и она не плакса и не выводит меня из себя так, как это удается Корделии. Говорю вам, мадам, я буквально взбеленился, когда эта глупая гусыня, обливаясь слезами, бросилась мне на грудь и обхватила руками за шею, прежде чем я успел остановить ее.
– Да… ужасно неловко, – дрогнувшим голосом заявила мисс Уичвуд.
– Так оно и было, и любой мужчина чувствовал бы себя точно так же на моем месте. Я сказал маме – очень вежливо! – что одного этого довольно, чтобы я вскочил на дилижанс до Бристоля и сел на первый же попавшийся корабль, идущий в Америку или куда там еще ходят корабли из Бристоля, потому что я скорее соглашусь жить в Антиподах[38], чем терпеть обнимающую меня за шею Корделию, которая испортила мой шейный платок, а потом принялась называть «любимым братиком», что вообще уже ни в какие ворота не лезет, потому что она любит меня не больше, чем я ее. Ну, а потом Корделия и спрашивает меня, словно актриса в какой-нибудь дурацкой трагедии, хочу ли я свести своих святых родителей в могилу. В общем, у меня все-таки лопнуло терпение, и я заявил ей, что пришел поговорить с мамой, а не выслушивать всякий вздор от нее.
Мисс Уичвуд, получавшая искреннее удовольствие от его рассказа, решила, что старшая мисс Элмор была настоящим утешением для леди Айверли. Она также заключила, что пребывание в Бате принесло Ниниану, на ее взгляд, огромную пользу, и надеялась, что леди Айверли наконец-то поняла, что он перестал быть обожаемым и почтительным сыном и превратился в молодого джентльмена, перешагнувшего порог возмужания и ставшего мужчиной.
Очевидно, так оно и случилось. Во всяком случае, леди Айверли попросила Корделию выйти из комнаты. По словам Ниниана, она поступила так, потому что признала справедливость его упреков; мисс же Уичвуд подумала, что его мать просто испугалась. Впрочем, она не стала говорить об этом вслух, а ограничилась тем, что сказала:
– О боже! Какое печальное окончание замечательного во всех отношениях дня!
– Да, вы совершенно правы! – пылко воскликнул Ниниан. – Разве что это был не конец дня, а самое его начало. Сегодняшнего дня, я имею в виду. Потому что вчера в «Пеликан» я вернулся после полуночи и увидел записку только тогда, когда наносить визит было уже решительно поздно, даже если бы я не был… – Он смутился и умолк.
– Изрядно подшофе? – подсказала мисс Уичвуд.
Он улыбнулся.
– Нет, не изрядно, а самую чуточку, мадам! Немного навеселе. Если вы понимаете, что я имею в виду.
– О, я прекрасно вас понимаю! – заверила она его. – Вы здорово поднабрались, но не настолько, чтобы не сообразить, что представать в таком виде перед своей мамой, пока не проспитесь после попойки, несколько неразумно. Правильно?
Он расхохотался.
– Да, клянусь Юпитером, вы все поняли правильно! Вы умница, сударыня! Словом, я отправился спать, но приказал коридорному разбудить меня не позже восьми утра, что он и сделал. Признаюсь, поначалу я чувствовал себя весьма скверно, но чашечка крепкого кофе более-менее привела меня в чувство, и я отправился в «Кристофер». – Он помолчал, и все следы веселости пропали из его голоса, чело нахмурилось, а губы плотно сжались. Прошла целая минута, прежде чем он заговорил вновь, и то с некоторым трудом. Он сказал: – Вы считаете, что я проявил трусость, поддавшись на уговоры, мисс Уичвуд?
– Ни в коем случае! У вас есть долг перед отцом, не забывайте об этом.
– Да, знаю. Но я уже спрашиваю себя, а так ли он болен, как уверяет меня мама? Или же она просто говорит так, чтобы заставить меня вернуться домой и остаться с ними, потому что она… в общем, привязана ко мне сильнее, чем к моим сестрам?
– Осмелюсь предположить, что она может слегка преувеличивать, но, судя по тому, что вы мне рассказывали, здоровье лорда Айверли изрядно пошатнулось после службы на Полуострове.
– Да, правда, в этом не может быть никаких сомнений! – воскликнул Ниниан. И лицо его просветлело. На мгновение он задумался, а потом продолжил: – Несколько лет тому у него действительно был сердечный приступ. Но… мама, похоже, живет в страхе, что с ним может случиться еще один, который станет роковым, особенно если он разволнуется или кто-нибудь осмелится возразить ему.
– Это вполне естественно, Ниниан.
– Да, но это неправда! Он был вне себя от ярости, когда Люси сбежала, а я помог ей в этом. А потом, когда я вышел из себя и мы поссорились, я сказал, что немедленно возвращаюсь в Бат, так он впал в такую ярость, что буквально дрожал от бешенства и едва мог говорить. Но тогда с ним не случилось никакого сердечного приступа! Более того, он продолжал бушевать, потому что свое гневное письмо написал мне несколько дней спустя, и было бы глупо полагать, что к тому времени он выдохся. Но когда я попытался объяснить это маме, она заявила, что не винит меня за то, а пошел я против своих родителей, потому что попал под дурное влияние! Не представляю, кто мог внушить ей столь безумную идею! Я убил кучу времени, чтобы докопаться до истины, и в конце концов она призналась мне, и знаете, что сказала? Что это было ваше дурное влияние, сударыня! Господи, давно я так не смеялся! Нет, вы когда-нибудь слышали что-либо более нелепое?
– Никогда! – ответила мисс Уичвуд. – Полагаю, вы сумели убедить ее в том, что она ошибается?
– Да, но это было дьявольски трудно! Очевидно, кто-то сказал ей, будто вы – самая красивая женщина в Бате, и достаточно подробно описал вас, потому что она рассуждала о цвете ваших глаз, волос и о вашей фигуре так, словно видела вас. Поэтому я и ответил ей, что да, вы очень красивы и умны вдобавок, и будь я проклят, если она не обвинила меня в том, что я пал жертвой вашей красоты!
– Я буквально слышу, как она говорит эти слова, – с признательностью пробормотала мисс Уичвуд.
