Книга Ева - Джеймс Хедли Чейз

С самого начала и до самого конца виновата только она. Если бы не она, Кэрол была бы жива. Я пешком дошел до Лаурел-Каньон-Драйв. Подойдя к ее дому, я заметил, что в окнах нет света. Я постоял немного и снова двинулся вперед. Где-то вдалеке часы пробили полночь. Возможно, виновница всего уже спит, а может быть, ее вообще нет дома или она в комнате, окна которой выходят во двор. Надо разведать все обстоятельно. Я оглянулся. Улица была пустынна, если не считать Джона Коулсона, который притаился у дерева в стороне от дороги и, склонив голову набок, засунув руки в карманы, наблюдал за мной. Странное у меня отношение к Джону Коулсону! Вначале его присутствие пугало меня, но потом я настолько привык видеть его поблизости, что даже тосковал, когда он не появлялся. Я, конечно, понимал, что он существует только в моем воображении, но несмотря на то, что, кроме меня, его никто не мог видеть, для меня он был фигурой вполне реальной. Я чувствовал, что отныне он всегда будет где-то рядом, потому что он – олицетворение моей нечистой совести. Но сегодня мне было некогда рассуждать о Джоне Коулсоне. У меня было дельце поважнее. Я стоял у дома Евы и внимательно оглядывался по сторонам. Ни единой души. Издалека доносился шум проезжающих мимо машин. Я толкнул калитку и направился по тропинке к дому. Обходя дом, я наткнулся ногой на прислоненные к стене бутылки и опрокинул их. Одна из них покатилась по земле и разбилась. Я замер и прислушался. Кругом царила кромешная тьма. Убедившись, что все спокойно, я осторожно подкрался к окну. Оно было полуоткрыто. Я толкнул его рукой и снова прислушался. В доме было тихо. Наклонившись вперед, я зажег спичку и заглянул в окно. Это была кухня. Как правильно я сделал, осветив ее спичкой: как раз под окном стоял таз с грязной фаянсовой посудой. Я бросил спичку и влез на подоконник. Потом я зажег новую спичку и, перескочив через таз, спрыгнул на пол. Я почувствовал слабый запах несвежей пищи и аромат Евиных духов. Меня охватила холодная ненависть к этому дому, его запахам, его хозяйке. Подойдя к двери, я открыл ее, вышел в коридор и прислушался. Все тихо. Я был уверен, что в доме никого нет, и все же решил соблюдать осторожность. Я ощупью прокрался к спальне. Дверь была открыта. Затаив дыхание, я остановился в дверях. Я стоял долго, пока не убедился, что в спальне никого нет. Потом я вошел и включил свет. Без Евы комната казалась особенно пустой. Кровать была не убрана. Шторы задернуты. Знакомый мне голубой халат и розовая ночная сорочка валялись на кровати. В воздухе витал аромат духов. Я ходил по комнате, чувствуя, как ноги утопают в пушистом белом ковре, лежащем перед трюмо, и трогал пальцами стеклянных животных на комоде. Я ощупывал щетки для расчесывания волос и нюхал стоящие на трюмо флаконы духов. Над кроватью висела большая фотография мужчины, склонившегося над столом. Я взял ее. На меня смотрел Джек Херст. Это был хороший портрет, и я несколько минут внимательно рассматривал его. Затем в приступе ярости я едва не запустил им в стену, но вовремя остановился: когда хозяйка войдет в комнату, она сразу же заметит это. Я аккуратно повесил портрет на прежнее место, подумав о том, как воспримет Херст известие о смерти Евы. «Расстроится ли он? Скорее всего, полиция решит, что это он прикончил свою любовницу», – злорадно подумал я.

Часы на камине мирно тикали. Двенадцать пятнадцать ночи. Теперь та, которую я поджидаю, может вернуться с минуты на минуту. Я сидел в чужой спальне на кровати, потеряв ощущение времени. Взяв халат Евы, я уткнулся в него лицом и стал вдыхать аромат ее духов и едва ощутимый запах тела. И я вспомнил, как впервые увидел ее в этом халате. Она сидела перед камином во Фри-Пойнте. Я очень ясно представил себе эту картину, пробудившую во мне множество горьких воспоминаний. Сколько событий произошло с того рокового дня! И как невозможно поверить тому, что с тех пор, как на моих глазах погибла Кэрол, прошло только пять суток.

Два с лишним часа я потратил на то, чтобы спуститься к ней с горы. Как только я увидел груду металла, которая осталась от автомобиля, я понял, что Кэрол мертва. Смерть наступила мгновенно. Маленькое, хрупкое тело моей Кэрол было вдавлено машиной в скалу. И я не мог вытащить его оттуда. Я сел рядом и стал поддерживать голову Кэрол, чувствуя, как вся она остывает и становится все холоднее и холоднее. Я сидел до тех пор, пока не пришли люди и не увели меня прочь. После гибели жены все потеряло смысл. Даже Голд перестал что-либо значить для меня. Он отомстил мне. Но мне было это совершенно безразлично так же, как и то, что он обчистил меня до нитки. Как я и предполагал, он знал, что пьеса «Остановка во время дождя» написана не мной. Каким-то образом он выяснил, что автором ее был Джон Коулсон, и сообщил об этом в клуб писателей. Однажды утром ко мне оттуда явился маленький человечек с крахмальным воротничком, заявив, что если я уплачу все полученные мною гонорары, то до суда дело не дойдет. Я почти не слушал говорившего. Когда же он протянул мне бумагу, в которой была изложена просьба директору банка выплатить агентству Джона Коулсона 75 тысяч долларов, я ни минуты не колеблясь подписал этот документ. Денег у меня, естественно, не было, и все мое имущество было конфисковано. Я потерял все, что нажил за это время: «крайслер», книги, обстановку и одежду. Но даже оставив меня нищим, они не успокоились и продолжали требовать денег. Напрасно они наседали. У меня не было ни гроша. Мне было все равно, даже когда какими-то людьми уносились вещи Кэрол. Я не расстраивался из-за этого, ведь мне не требовалось хранить какую-нибудь ее вещь на память: я и без того помнил любимую мной женщину. Она жила во мне такой, какой видел ее в последний раз: хрупкая фигурка, вдавленная в скалу, изо рта по подбородку течет ярко-красная струйка крови. Этого я никогда не смогу забыть. Мне кажется, что я легче перенес бы смерть Кэрол, если бы успел сказать ей, что рыжая была мне абсолютно безразлична. Но я слишком поздно спустился с этой проклятой горы, и Кэрол умерла, думая, что высокая, откормленная шлюха заняла ее место во время такого короткого отсутствия ее самой. Это сводило меня с ума. Как жаль, что я не успел сказать своей жене, что она была единственной женщиной, с которой я был по-настоящему счастлив. Если бы только она поверила мне, я, возможно, не пришел бы в этот маленький, грязный домишко, чтобы совершить убийство.