По утверждению нейробиолога Сэма Харриса, когда вы говорите, что верите в некий тезис, религиозный или какой-то другой, особенно активизируется переднемедиальная часть предлобной коры головного мозга, ассоциирующаяся с эмоциями, наградами и самовосприятием. Она одинаково функционирует и у христиан, и у атеистов, и это подтверждает тот тезис, что по принципам воздействия религиозная вера не отличается от любых других убеждений. Более того, причины религиозных убеждений такие же, как и причины любых других убеждений, будь они научные или суеверные.
Большинство жителей стран Запада верят в бога. К числу верующих относят себя даже 40 процентов ученых. Одна из самых поразительных особенностей религиозной веры – ее вездесущий антропоморфизм. Иными словами, религия персонифицирует то, что современная наука считает совершенно абстрактными объектами или силами. Данный феномен объясняется гипотезой о социальной притягательности, согласно которой нам от природы свойственно придавать особую важность социальным отношениям. Объяснения явлений, изложенные на языке конфликтующих персоналий, нравятся нам по тем же эстетическим причинам, по каким и хорошая повесть. Они находят отклик в нашей душе, и мы охотнее им верим.
Даже в тех случаях, когда прямой персонификации стихийных сил нет, эти силы каким-то образом связаны с людьми – своей способностью спасти нас, навредить нам, воплощаться в нас и т. д. Религиозных верований, которые не были бы так или иначе связаны с судьбой человека, практически не встречается. А вот научных теорий, где о человеке нет ни слова, полным-полно.
Коэффициент аутизма, о котором мы говорили в главе 1, является, пожалуй, достаточно надежным индикатором того, в какой мере наши мысли связаны с людьми и отношениями между ними. Если этот коэффициент у вас низкий, вы, вероятно, больше склонны верить в богов и другие сверхъестественные силы и прибегать к ним для понимания происходящего в окружающем вас мире.
Я в некотором смысле переживаю за человечество. Мы от природы запрограммированы все примерять на себя, а наука при этом доказывает, что абсолютное большинство происходящих в мире явлений к человечеству и его целям никакого отношения не имеет. Чем больше наука узнает о мироздании, тем больше она принижает роль человека в мировом порядке вещей.
Желание верить в то, на что мы надеемся, делает наш разум благодатной почвой для идей, внушающих нам, что смерть – это еще не конец. Это помогает нам справиться с горем, когда умирают любимые люди, и со страхом собственной смерти. Но не все видения загробной жизни окрашены в розовые тона. Вера в привидения обычно имеет негативный оттенок. Негативными были и представления древних греков о загробной жизни в подземном мире. Однако многие подобные верования имеют положительный заряд и реализуют присущее людям чувство справедливости (например, христианские идеи насчет рая и ада или индуистские идеи насчет переселения душ), что делает их еще более притягательными. Мы радуемся, когда видим, как добро вознаграждается, а зло наказывается, но в реальном мире такое случается далеко не всегда.
Идея бессмертия души, вера в то, что даже после смерти определенные ментальные состояния сохраняются, по-видимому, является врожденной. Эта вера может быть побочным эффектом перманентности личности, позволяющей нам сознавать, что человек не прекращает свое существование, когда мы не видим его, когда он физически не с нами. Вероятно, это стало одним из факторов возникновения веры в жизнь после смерти.
Науке кое-что известно о тех участках мозга, которые участвуют в различных формах религиозных переживаний. Например, левое полушарие, по-видимому, выстраивает наши переживания в форме связной истории. Если же левое полушарие «теряет дар речи» вследствие, скажем, инсульта или затихает во время медитации, мы получаем возможность сознательно взглянуть на мир с позиции правого полушария, более холистичного и не спешащего со своими интерпретациями. Схожий эффект достигается при заглушении теменной доли: мы ощущаем себя заодно со Вселенной и утрачиваем чувство индивидуальности.
Многие так называемые чудеса, известные нам из истории религий, сегодня были бы истолкованы как психотические переживания. Будда утверждал, что в ночь перед просветлением его искушал демон Мара. Иисуса во время его странствий по пустыне тоже якобы искушал Сатана.
Существуют наркотики (а также, возможно, «шлем бога», о котором говорилось в главе 5), способные вызывать переживания, часто интерпретируемые как имеющие религиозный смысл. Как бы ни хотелось скептику трактовать подобные факты как свидетельства ложности метафизических верований, делать этого не следует. Разве обнаружение в мозге участков, возбуждение которых ассоциируется с тем, что в религии принято называть откровением, доказывает, что сверхъестественные интерпретации этих переживаний сплошь неверны? Нет. Если мы будем так интерпретировать эти факты, нам придется предположить, что видение бога не должно быть связано с деятельностью мозга, а такую точку зрения было бы очень трудно отстоять. Когда мы видим арахисовое масло, это нетрудно объяснить происходящими в мозге процессами, но ведь это не означает, что арахисового масла не существует. Если я могу увидеть свет в полной темноте, надавив пальцами на глазные яблоки, это не должно подвергать сомнению само существование света при его нормальном восприятии.
Однако мы действительно должны сомневаться в некоторых интерпретациях переживаний, если у нас есть основания думать, что эти интерпретации вызваны тем, что вы приобрели в процессе эволюции или учебы совсем для других целей. Когда вы в гневе звоните по телефону, а вам отвечает автоответчик, вы можете в сердцах накричать на него. Телефон изначально предназначался для общения с другими людьми, которые способны понять ваши интонации. Но на автоответчик ваш крик никоим образом не подействует. Разговаривая по телефону, люди ведут себя так, словно разговаривают с реальным человеком лицом к лицу. А все потому, что записанный голос активизирует нашу систему восприятия, которая всем ходом эволюции приучена распознавать человеческую речь. В данном случае ваша система дает сбой. Никакой человек с вами не разговаривает. Точно так же у нас есть основания сомневаться в божественной интерпретации своих откровений, если причина, по которой мы интерпретируем их как влияние сверхъестественных сил, заключается, скажем, в гиперактивной модели психического состояния.
Эти идеи бросают тень сомнения и на интерпретации некоторых индивидуальных переживаний. Если ваше откровение вызвано действием наркотиков, у нас есть все основания сомневаться в религиозной значимости своих переживаний – по той же самой причине, по которой мы сомневаемся в естественных интерпретациях оптических иллюзий и галлюцинаций. Как шутят атеисты, верить в свои галлюцинации – это психическое заболевание, а верить в чужие галлюцинации – это религия.
Лично я убежден в том, что, даже если физические причины каких-то переживаний нам не известны, это отнюдь не основание прибегать к религиозным интерпретациям. Религиозные переживания не следует воспринимать как указывающие на некие фундаментальные свойства природы Вселенной в целом. Если они о чем-то и рассказывают, то только о нас самих.
