Я чуть не прошептала его имя вслух, но вовремя остановилась и протянула к нему руку. Он потерся о нее громадной мохнатой головой, и тут взвихрился теплый туман, покалывающий сгусток магии. Рядом со мной стоял Дойл, нагой и совершенный.
Из всей его одежды одни только серебряные сережки пережили трансформацию и теперь мерцали сквозь водопад его волос. Даже ленты из косы до пят исчезли.
Безоружный и одинокий он стоял внутри холма Благих. У меня живот свело при мысли, какой опасности он себя подвергает; в этот миг я боялась за него больше, чем за себя.
Он взял меня на руки, и я прильнула к его груди, прильнула к его теплу, к его силе. Голову я повернула слишком резко, и опять поднялась волна тошноты, мутя зрение. Он как будто почувствовал: переложил меня поудобней. А потом со мной на руках опустился на колени в бело-золотом коридоре, и зеркала многократно отразили его черноту.
Щеки у него блестели. Второй раз в жизни я видела, как плачет Мрак.
Глава двадцать седьмая
В объятиях Дойла, склонившись головой ему на грудь, я полусидела на мраморном полу. Мне было легче от одного только прикосновения Мрака.
— Как? — спросила я.
Он понял с полуслова, как обычно.
— Я не в первый раз прихожу сюда в этом облике. Волшебные собаки бывают черными, пока не выберут себе хозяина, — и я здесь такой пес. Я пользуюсь популярностью у тех, кому не посчастливилось завести собаку, меня угощают лакомствами и стараются приманить.
— Он дичится и не позволяет себя трогать, — добавила леди Элишед.
— Собаку он играет идеально, — заметил Хью.
Дойл покосился на них:
— Я не играю. Это моя истинная ипостась.
После секундной паузы Хью спросил:
— Мрак действительно отец одного из твоих близнецов?
— Да, — сказала я, прижимаясь к Дойлу так крепко, как только позволяла головная боль. — Для тебя здесь слишком опасно. Если тебя узнают…
Он поцеловал меня в лоб так нежно, словно перышком коснулся.
— Ради тебя, моя принцесса, я бы отважился на куда большее.
Мои пальцы впились ему в плечо и в спину.
— Я не смогу потерять и тебя, и Холода. Не вынесу!
— До нас дошел слух о Смертельном Холоде, но мы решили, что он ложный, — сказал Хью.
— Он погиб истинной смертью? — спросила леди Элишед.
— Он преобразился в белого оленя, — сказал Дойл.
Хью с улыбкой опустился возле нас на колени.
— Тогда он не погиб, принцесса. Через три года, или через семь лет, или через сто и семь лет он вернется к прежнему облику.
— Сто семь лет — что толку тогда для смертной возлюбленной, сэр Хью? Пока я жива, его ребенок не увидит отца.
Глаза Хью вспыхнули, словно кто-то раздул угли его магии. Мгновение глаза горели пламенем, словно в два жерла печи смотришь, но он моргнул, и цвет глаз стал прежним.
— Тогда я не знаю, как тебя утешить, но мы пустили к тебе черного пса, и он останется с тобой. Это одно из условий, на которых твоя тетя согласилась не объявлять нам войну немедленно.
Я схватила Хью за рукав.
— В этом облике он безоружен. Если его узнают, ты его защитишь?
— Я капитан твоей гвардии, Мерри. Это я тебя защищаю, — напомнил Дойл.
Не отпуская рукав Хью, я сильнее прильнула к Мраку:
— Ты супруг в способной к деторождению королевской паре. Ты король, а я королева. Если ты умрешь, с тобой умрут дети, которые могли бы у нас родиться.
— Она права, Мрак, — сказал Хью. — Жизнь так давно покинула королевскую династию!
— Я в династию не вхожу, — возразил Дойл. Его бас как будто отражался эхом от зеркал.
— Мы знаем, что принцесса помогла Мэви Рид, прежней богине Конхенн, забеременеть от ее мужа-человека. И слышали, что стражница при вашем дворе забеременела от стража принцессы, — сказал Хью.
— Верно, — подтвердила я.
— Если ты поможешь завести ребенка паре чистокровных Благих сидхе, король потеряет последнюю поддержку, я уверен.
Леди Элишед тоже опустилась на колени рядом с нами.
— Его приверженцы думают, что только полукровки сохранили способность рожать детей. Они уверены, что сидхе лучше умереть, чем испортить кровь. Если ты докажешь, что они ошибаются, они пойдут за тобой.
— Многие пойдут, — поправил Хью. — Но не все. Не все пересилят многолетнюю ненависть.
Леди Элишед кивнула:
— Тебе лучше знать, Хью.
В ее тоне, в том, как она потупила взгляд, было что-то загадочное.
— Вы хотите, чтобы я провела эксперимент на вас с Хью, — догадалась я.
— Эксперимент? — удивленно моргнула она.
Хью взял ее за руку.
— Да, мы очень хотели бы родить ребенка.
— Как только мы выберемся в безопасное место и я выздоровею, я буду рада помочь вам чарами, — сказала я.
Им как будто стало легче на душе, они дружно мне улыбнулись, словно я им сказала, что завтра сочельник, и под елкой уже лежит самый долгожданный подарок. Я хотела уже сказать, что пока кольцо и Богиня не подтвердят их плодовитость, я ничего не могу обещать, — но руки Дойла чуть напряглись, и я поняла: он прав, не время подрывать у союзников веру в нас. Нам нужно отсюда выбраться, мне необходимо попасть в больницу или к целителю, способному лечить наложением рук. И уж точно я не хочу попасть обратно в постель к Таранису.
Я вздрогнула, с трудом удержавшись от того, чтобы не пошевелить головой.
— Тебе холодно? — встревожился Дойл.
— От этого холода одеяло не поможет.
— Я его убью за тебя.
— Нет! Нет, ты будешь жить для меня. Месть не согреет зимней ночью. Я хочу, чтобы ты был рядом — живой, теплый, — а мести за свою честь я хочу куда меньше. — Очень осторожно я повернулась и поймала его взгляд. — Как твоя принцесса и будущая королева, я приказываю тебе не мстить на этот раз. Пострадавшая сторона — я, а не ты. И если я говорю, что месть мне не так важна, как тепло твоих рук, ты должен уважать мое решение.
Он посмотрел на меня черными глазами под буйной массой черных волос, из которой звездочками проглядывали серебряные сережки. Выглядел он как тот Дойл, что приходил ко мне в постель, а не застегнутый на все пуговицы, с туго заплетенной косой Дойл, что меня охранял. Только лицо было как у телохранителя, и еще что-то в нем читалось. Что- то, чего я не ожидала, хотя и надо было ждать. Чувства, которые испытывает мужчина, над чьей возлюбленной надругался другой. Очень; я бы сказала, человеческие эмоции.
— Дойл, прошу, давай расскажем прессе, что он сотворил. Давай его победим его же оружием — с помощью законов людей.
