— Зря ты так, — обиженно произнес Мазукта. — Вещь, между прочим, очень полезная. Приспичит тебе, допустим, создать новый мир, а под рукой, как назло, ни Темной Материи, ни Светлых Идей. И что делать будешь?
Шамбамбукли неопределенно пожал плечами.
— Ну вот, — победоносно ухмыльнулся Мазукта, — а если у тебя в кармане будет такой брикетик, то акт творения не составит никакого труда. Просто добавь воды и отбрось подальше, а оно ка-ак жахнет! И все сразу готово.
Шамбамбукли снова покосился на обертку.
— Угу, вижу. «Срок приготовления — три минуты».
— Вот именно. Это же круто, согласись?
— Да ну, — махнул рукой Шамбамбукли, — подумаешь, важность! Я, если надо, могу и за две минуты мир создать. И без всяких полуфабрикатов.
Мазукта уставился на друга недоверчиво.
— Нет, кажется, ты не шутишь… Значит, врешь?
— Зачем бы мне врать? — удивился Шамбамбукли.
— Понятия не имею. Но одно я знаю точно, за две минуты ты никак не управишься. Да что там, ты за это время только и успеешь, что рот открыть, чтобы «Да будет свет!» сказать. С твоими-то темпами…
— Поспорим? — равнодушно предложил Шамбамбукли.
Мазукта опешил. И прежде чем ответить, долго думал, мучительно морща лоб.
— Не вижу, где тут подвох, — наконец признался он. — Поспорить, конечно, можно, но у тебя ведь никаких шансов выиграть?
— Хочешь проверить? — спросил Шамбамбукли.
— Хочу! — решился Мазукта. — Готов спорить, что за две минуты ты не то что мир, чашку чая не сотворишь!
— Чашку, может, и не сотворю, — согласился Шамбамбукли. — А мир — всегда пожалуйста. Так спорим? На щелбан?
— На два щелбана!
— Да хоть на сотню, — пожал плечами Шамбамбукли, — мне-то что, твоя голова, не моя.
Он встал, потянулся и направился в сторону мастерской.
— Подождешь здесь? — спросил он через плечо. — Или хочешь посмотреть?
— Ни за что не пропущу такое зрелище! — ответил Мазукта.
В мастерской Шамбамбукли не торопясь расчистил место для новой вселенной, разложил инструменты, натянул рабочие перчатки…
— Время, потраченное на подготовку, я, так и быть, не стану учитывать, — хмыкнул Мазукта, многозначительно поправляя на запястье часы. — Скажи, когда приступишь.
— Уже начинаю, — сказал Шамбамбукли. — И буду тебе очень признателен, если ты не станешь мешать. Я, знаешь ли, работаю, это творческий процесс, он не терпит постороннего вмешательства.
— Ладно, ладно, молчу! — Мазукта демонстративно зажал рот ладонью.
Шамбамбукли закрыл глаза, сделал несколько долгих вдохов и выдохов, и наконец приступил к работе. Вопреки ожиданиям Мазукты — или, скорее, полностью согласно его ожиданиям, работал Шамбамбукли вдумчиво, не спеша, не упуская никаких деталей и не пренебрегая мелочами. Мазукта, сам не чуждый высокого искусства, поневоле залюбовался. Однако через полчаса вспомнил о споре и тихонько кашлянул.
— Шамбамбукли, вообще-то…
— Я же просил не мешать! — раздраженно отмахнулся Шамбамбукли. — Потом поговорим! Все — потом!
Мазукта не стал спорить, устроился поудобнее и продолжил наблюдение за чужой работой. В конце концов, ему уже проигрыш не грозил, а посмотреть было на что. Шамбамбукли творил красиво, с любовью, аж завидки брали.
Наконец Шамбамбукли нанес последний штрих, отложил в сторону инструменты и утер пот со лба.
— Мне очень жаль тебя огорчать, — произнес Мазукта, — но прошло никак не меньше недели.
— Правда? — изумился Шамбамбукли.
— Правда. Вообще-то, прошло около четырнадцати миллионов лет, но не будем мелочиться. В любом случае, это явно больше двух минут.
— Ты ошибаешься, — покачал головой Шамбамбукли. — Две минуты еще не истекли.
— Ну, знаешь ли! — рассмеялся Мазукта. — Я, конечно, знаю, что во время творческого процесса иногда забываешь про течение времени, но все-таки, всему же есть границы!
— Творческий процесс туг совершенно ни при чем, — возразил Шамбамбукли. — Но факт есть факт: прошло всего несколько секунд с начала работы, и вот, можешь убедиться, все уже готово.
Мазукта склонил голову набок и пристально изучил безмятежно-честное лицо друга.
— Похоже, ты действительно веришь в то, что сказал, — заметил он.
— Потому что это правда. Да ты на часы посмотри!
— Они стоят, — недовольно скривился Мазукта. — Ничего удивительного, их же четырнадцать миллионов лет не заводили. Совсем забыл.
Шамбамбукли устало вздохнул.
— Мазукта! Скажи мне, пожалуйста, сколько это — час?
— Час — это шестьдесят минут. Одна двадцать четвертая часть суток.
— А сколько это — сутки?
— Сутки — это двадцать четыре часа… А-а, черт! — Мазукта хлопнул себя по лбу.
— Вот именно. Сутки — это промежуток времени от захода солнца и до следующего его захода. А солнце в этом мире еще ни разу не садилось. Ты только сейчас заметил, что Земля все это время была повернута к Солнцу одной стороной?
— С тебя два щелбана, — угрюмо проворчал Мазукта, подставляя лоб. — Бей, изверг.
— Охотно! Р-раз! — Шамбамбукли отвесил другу звонкий щелбан. — А это — два!
Он нежно щелкнул землю в круглый бок, придавая ей вращательный момент.
И все заверте…
искусствовед
— Ну хорошо, подсудимый, — сказал демиург Шамбамбукли, пролистав Книгу Жизни человека. — С тобой все понятно. Где-то грешил, где-то не очень, тут исправил, там усугубил… в общем и целом совершенно нормальная, вполне удовлетворительная жизнь. Поздравляю, можешь отдыхать.
— Спасибо, господин судья, — сказал человек.
— Объясни мне только один момент. — Шамбамбукли склонился над Книгой. — Большинство твоих прегрешений логически обоснованы, у тебя были какие-то причины поступать именно так. Но вот зачем ты побил этого несчастного старичка? Он ведь тебе ничего не сделал, даже слова плохого не сказал.
— Он искусствовед, — мрачно пробурчал человек.
— Что-что? — не понял Шамбамбукли.
— Искусствовед, — повторил человек. — Он. А я писатель. Был. Понимаешь?
— Нет, — признался Шамбамбукли.
Человек вздохнул.
— Писатель я был. А он — искусствовед. Специальный такой тип, который читает то, что я написал, а потом всем рассказывает, какие из этого можно сделать выводы.
