В конце концов мне пришлось объяснить ему (в весьма недвусмысленных выражениях), что хоть я и крайне серьезно отношусь к нашему танцевальному тандему, мне кажется, у нас с ним нет будущего в плане отношений. Ноя добилась лишь того, что он решил меня наказать: начал практиковаться с какой-то девушкой. Предпочтительнее было бы, чтобы он бросил меня. Но, как я уже говорила, он умен и знает, что намного больнее и унизительней быть не брошенной, а сравниваемой с другой женщиной.
Ее имя — Сесилия. Или другой женщиной правильнее назвать меня?
Кто бы ни была эта другая, я чувствую себя куском дерьма, в которое несколько раз наступили, да еще и ногой притопнули для пущей убедительности. Я могла бы хоть как-то смириться с положением вещей, если бы он не продолжал упорно навязывать мне разговоры о «побочной» партнерше. Весьма затруднительно игнорировать факт «неверности» мужчины, если он без конца твердит о сопернице и сравнивает вас с ней. И, надо сказать, не в вашу пользу.
— Шаг Сесилии намного длиннее, чем твой! (Длиннее — значит лучше.)
…Сесилия никогда не торопится скрещивать ноги! (Торопиться — это плохо.)
…Тебе следует показывать большее сопротивление, как это делает Сесилия! (Сесилия — значит хорошо.)
…Сесилия быстро учится! (А я, значит, медленно, то есть плохо.)
Не знаю, с чего кто-то решил, что танго — это возвышенное противоборство двух полов. На мой взгляд, в этой борьбе нет ничего возвышенного.
До выступления оставалось всего две недели. Завуалированные и прямые угрозы я слышала теперь постоянно, и терпеть их становилось все труднее. Я пыталась не показывать, насколько они меня ранят, слабо улыбалась в ответ и старалась исправить все, на что он указывал, — кусая губы и мысля в духе дзен-буддизма. Я твердила себе, что не стоит принимать его придирки близко к сердцу. Это просто способ отомстить мне. А может быть, так у него проявляется страх сцены. Однако задача достичь внутренней гармонии оказалась для меня непосильной. Мы уже почти подошли к концу пути, выполнив работу на девяносто процентов, как он внезапно решил, что не желает танцевать под Пульезе, лучше остановить выбор на Ди Сарли. И мы начали все сначала. Через три занятия под Ди Сарли он заявил, что не хочет танцевать под эту музыку. Теперь ему хотелось выступить под Педро Лоренцо. Я пыталась быть терпеливой. К сожалению, терпение не относится к числу моих добродетелей.
17 ноября 2000 года
Моя губа скоро превратится в лохмотья, если я буду еще сильнее прикусывать ее. И никак нельзя избежать предстоящего нам «серьезного разговора». Больше всего на свете я боюсь именно разговора — после него я, как правило, получаю отставку. В результате, как и многие, предпочитаю откладывать выяснение отношений как можно дольше. А когда тянуть уже невозможно, бывает слишком рано. В данном случае следовало отложить разговор еще на пару дней. Пусть сначала мы выступим. Я знала — знала! — не время раскачивать лодку. Но я не всегда поступаю так, как следует поступить, — и сама прекрасно это понимаю.
После «Ниньо бьен» я пошла проверенным старым ходом «либо она — либо я». (Когда-нибудь я наконец поумнею? Что-то мне так не кажется.) Ответ оказался вполне предсказуемым: «Не могу решить». Я уже понимала, что счастливый исход мне не светит, однако мы еще не выступили. На этом и держался мой план. А вот что произошло на самом деле.
В понедельник он пришел на тренировку и повел себя еще более гадко, нежели обычно, напускаясь на меня при любой возможности: «Ослабь нажим, перестань давить на мою руку». Через две минуты: «Я не чувствую твоих прикосновений, женщина. Крепче!» Я взбесилась и, не в силах сдержаться, бросила ему: «Спокойнее, дорогой! Потерпи лишь пять дней, и потом тебе уже не придется мучиться со мной».
В тот момент, когда слова эти слетали с моих губ, я с ужасом поняла, что совершила непоправимую ошибку.
Он застыл. А потом очень тихо произнес:
— В таком случае не уверен, что хочу выступать с тобой на шоу.
Какой профессиональный подход, отметила я про себя.
— А поточнее нельзя? — Я закусила удила. — Ты должен немедленно мне ответить, будешь танцевать со мной или нет. Если нет — все нормально. Я найду кого-нибудь, кто согласится стать моим партнером! (Вот тебе, получи!)
— Тогда нет, — ответил он.
Фу! Черт! И любое другое односложное энергичное слово на английском, испанском, французском и греческом — всех знакомых мне языках.
Через пять минут он вышел из моей квартиры, а я не сделала ничего, чтобы остановить его.
21 ноября 2000 года
Это произошло в ту ночь, когда я выставила Диего. За всеми переживаниями я даже не заметила, как меня начало подташнивать. В результате я не успела добежать до туалета. (А когда я говорю «туалет», то имею в виду именно «туалет». В ту ночь он точно был не «уборной» и не «дамской комнатой».) После того как первый приступ застал меня врасплох, я решила не уходить далеко. Я даже положила голову на край унитаза. И очень хорошо сделала, ибо меня вырвало еще раз пять. Но это еще не все. Нет, сэр-р-р! Я продолжила опустошать мой и так уже пустой желудок, одновременно потея и проливая не знаю уж сколько ведер холодного пота. Говорят, тело на семьдесят процентов состоит из воды. Думаю, в ту ночь я извергла из себя эти самые семьдесят процентов тела: всю жидкость, которую оно содержит, и потом еще немного. Недалек был тот момент, когда голова моя заледенеет, треснет и выключится, как компьютер. И в итоге просто взорвется.
К счастью, мне удалось снова заползти в постель, прежде чем произойдет катастрофа. Меня буквально парализовало от самой макушки до кончиков пальцев. Я не могла добраться до телефона и позвать на помощь, мне не удавалось даже моргнуть. Казалось, я скоро умру и не смогу никому ничего рассказать. Как ни забавно, сей факт меня ничуть не опечалил. К тому моменту смерть уже казалась мне освобождением. Лежа в постели, я ждала ее прихода. Ночь тянулась нескончаемо долго. Время от времени звонил телефон. Несколько раз я будто бы различила трель дверного звонка. Но у меня не хватило сил, чтобы подать голос. Я просто лежала. Ждала. Смерть не приходила.
Удивительно — на следующее утро злые чары рассеялись. Я снова обрела способность двигаться. И почти вернулась к своему нормальному состоянию, хоть все-таки ощущала последствия обезвоживания. Выступление состоится завтра, а у меня еще нет партнера.
P.S. Хорошие новости: я потеряла по меньшей мере фунтов десять. (Однако думаю, семьдесят пять процентов моего тела весят все-таки намного больше.)
P.P.S. Как вы думаете, возможно ли, что кто-то вонзает иголки в куклу, моего двойника?
21 (на самом деле 22) ноября 2000 года
Уже четыре утра. Я только что вернулась из «Тассо», где решила раздобыть себе партнера для завтрашнего представления. Вдохновение посетило меня в час ночи: «Гато!» Знаю, знаю… Я поклялась никогда больше не танцевать с ним, но плачевное состояние дел требует отчаянных мер… Гато!
