Задним числом Иссерли понимала: не следовало позволять Хилису завлечь ее в кухню; он попытался сблизиться с ней и сблизиться чрезмерно, вел себя так, точно они ровня друг дружке. А она никому ровней не была, и чем быстрее Хилис это поймет, тем будет лучше для них обоих. Что же касается Унсера, он унизил ее, когда она была наиболее уязвимой, ублюдок. И за то, что он вот так вот воспользовался своей властью, Иссерли хотелось стереть его с лица планеты. Стало быть, и хорошо, что он не сунул сюда свою харю.
Обеденный перерыв заканчивался; кое-кто из мужчин уже покинул столовую, прочие вылизывали тарелки, высасывали из кувшинчиков последние капли спиртного. Облегчение, которое испытывала Иссерли по поводу отсутствия Унсера и Хилиса, начинало понемногу перерастать в любопытство — где они? В конце концов, она сообразила, что и тут, должно быть, дело не обошлось без иерархической лестницы и соответствующих привилегий. Унсер и Хилис стояли на ней ступенькой выше этих дюжих трудяг, набивавшегося в столовую людского сора. Скорее всего, они и питались вместе, в каком-то уютном гнездышке, и еда у них была, вне всяких сомнений, получше. Чем угощалась эта парочка? — интересно было бы узнать. Те увесистые упаковочные клети со съестными припасами, что доставлялись сюда ежемесячно грузовыми судами: и вправду ли содержали они лишь серсильду, муссанту и тому подобное или присутствовали в них и никому не ведомые яства, попробовать которые ей ни разу не довелось? И почему, спрашивается, «Корпорация Весса» сообщается с ней через Ессвиса — при том, что все здесь только на ней и держится? Мужчины с их мелкими играми в превосходство! Ну ничего, в самом скором времени она постарается покончить с этим вопиющим неравенством.
Иссерли намазала паштетом еще один кусок хлеба, наложила себе в миску зеленых овощей, которыми угощался Енсель. Решение принято: начиная с этого дня, она будет выезжать на дорогу только сытой, дабы никогда больше не обращаться вдали от дома в жертву унизительной голодной беспомощности. Она выпила полную чашку воды и почувствовала, как разбухает ее желудок.
— Мы слышали, сюда могут прислать еще одну женщину, — выпалил вдруг заплесневелый и сконфуженно захихикал под свирепым взглядом Иссерли.
— Жди-жди, может чего-нибудь и дождешься, — посоветовала она.
Заплесневелый заморгал и уткнулся рылом в кувшин с эззиином, но запугать Енселя оказалось не так просто.
— Но что если они и вправду пришлют кого-то? — задумчиво поинтересовался он. — Это сильно изменит твою жизнь, ведь так? Тебе, я думаю, было здесь одиноко все это время. Такая огромная территория, а обрабатывать ее, кроме тебя, некому.
— Я справляюсь, — бесстрастно произнесла Иссерли.
— И все-таки, что может быть лучше дружбы, верно? — настаивал Енсель.
— Об этом мне ничего не известно, — уведомила его Иссерли.
Она покинула столовую и через пару минут была уже на поверхности.
Иссерли вела машину по А-9, вглядываясь в белый туман, который накатывал на нее с уже ставшего незримым горизонта. На самом шоссе еще сохранялась неплохая видимость, однако поля по сторонам от него наполовину скрыла дымка, силосные башни тонули в ней, коровы и овцы смиренно позволяли туману заглатывать их. Приливные волны белой мглы плескались о муравчатые берега дороги.
Вот и еще одно, чего Амлис Весс не увидел, а ведь, наверное, пошел бы ради этого на убийство. Облака, опускающиеся на землю. Чистая вода, плывущая по воздуху, точно дым.
При всех его привилегиях, красоте и неизувеченности, Амлис не знал и не видел миллионов чудес. Сейчас он был возвращающимся домой принцем, однако королевство его походило, в сравнении с владениями Иссерли, на груду шлака. Даже люди Элиты, защищенные от наихудших мерзостей, смахивали на узников, рассаженных по роскошным клеткам: каждый проживал свою жизнь, не успев и вообразить красоту, которая что ни день обступала Иссерли. Все, чему они посвящали себя, было заперто в стенах домов и запечатано сверху крышами: деньги, секс, наркотики, непомерно дорогая еда (десять тысяч лиссов за филе воддиссина!). А все иное, способное отвлечь их от страшного одиночества, мрака, разложения, таилось, ожидая, за тонкими скорлупками их домов.
Здесь же, в личном мире Иссерли, все было наоборот. Происходившее внутри домов — песчинок под огромным небом — никакого значения не имело; жилища водселей и сами они были просто-напросто крошечными раковинками и мелкими моллюсками, разбросанными по дну океана светло-синего кислорода. Ничто из совершавшегося на земле не могло сравниться с величием того, что совершалось над нею. Амлис понял это, несколько часов проглядев в небо, но затем ему пришлось оставить все позади; она, Иссерли, совершила жертвоприношение и получила в награду целый мир, навеки.
Нельзя допустить, чтобы здесь появился кто-то другой, сказала она себе.
Впереди показался стоявший на ее стороне дороги стопщик, с надеждой махавший рукой каждому, кто годился на роль, исполнить которую, возможно, решится она. Иссерли сбавила скорость, чтобы получше приглядеться к нему. Шедшая за нею машина взревела и загудела, требуя уступить ей дорогу. Иссерли оставила ее без внимания. Пусть негодует, сколько захочет, только бы не подсадила стопщика, пока она принимает решение.
Стопщик оказался крупным, одетым в один лишь костюм — пальто отсутствует, голова не покрыта. Не лысый, совсем напротив: с ореолом седых, раздуваемых ветром волос. Стоял он рядом со знаком, гласившим: P, давая водителям понять, что, остановившись ради него, они ничем рисковать не будут. Вот почти и все, что успела приметить Иссерли под рев и гудение задней машины.
Миновав стопщика, она свернула, чтобы пропустить разгневанный автомобиль, на парковку. Разумеется, стопщик решил, что остановилась она ради него, но Иссерли никаких обязательств брать на себя пока не желала — хватит с нее и прежних ошибок. И, едва получив такую возможность, нажала на педаль акселератора и вернулась на дорогу, а стопщик, уже приближавшийся к ней неторопливой трусцой, остановился, окутанный пеленой ее выхлопных газов.
Во время второго захода, проезжая мимо него по другой стороне шоссе, Иссерли отметила, что одет он едва ли не в обноски. Сама по себе одежда была хорошего качества — темно-серый костюм, под ним светло-серый свитер, — однако засалилась она до блеска и болталась на его массивном теле, как слишком свободная шкура. Карманы пиджака отвисали, штанины выцвели на коленях и растянулись, рука, которой он вяло махал проезжавшим мимо автомобилям, была грязна. Да, но что у него под одеждой?
Стопщик повернулся, глядя ей вслед, благо движение на дороге было слабым. Если он и узнал в ней водителя, едва не подобравшего его с минуту назад, то ничем это не показал; лицо его так и осталось стоической маской, жесткой и морщинистой. Не самый впечатляющий из попадавшихся ей до сих пор экземпляров, пришлось признать Иссерли. Еще и староват, пожалуй, — голова седая, в серовато-бурой бороде сквозит серебро, да и осанка у него далеко не прямая. Мускулист, правда, но жирка на нем тоже хватает. Он не был водсельским Амлисом Вессом, это уж точно, однако и Инсом не был тоже.
