Как ты, Брат, ни о чем не догадался? А если догадался, то как ты умудряешься делать вид, что ничего не произошло выходящего за рамки общепринятых человеческих норм? Обещанное приложение я должен написать до проведения боевой операции «Китайская звезда». Эти записки должны быть искренними до самого дна. Тем более на этом дне нет места раскаянию и сожалению. Там есть такая злоба, надежно замаскированная под толстой пластиковой пленкой пустоты и апатии.
Ну что ж… Пожалуй, соберусь—ка я с силами и напишу еще кое—что… а там будь что будет…
30
Снова деревня. Полтора месяца после приезда Брата—Которого—Нет Вечер настоящего прощания с театром
В тот вечер «прощания с театром» я, конечно, не поехал ни в какой театр. Я купил билет на автобус до Ростова, там остановил машину с одиноким и, что прекрасно, пьяным водителем и доехал до деревни с прекрасным эротичным названием Зудино. До нашей милой деревушки оставалось полтора километра. Не заходя в жилые «массивы», я ринулся через поля, выйдя сразу к саду на задворках дома любимого дяди Коли.
Мне повезло. Там было всего два человека. Хотя почему повезло мне?
Дядя Коля со своим другом из поселка Киргизстан.
Опять горел свет. Опять были клубы дыма и незатейливая трапеза: разложенные на газете огурцы, украденные с грядок соседских старух, полуобгрызенная помидорина, кучка соли, хлеб, который ломали руками, два стакана, пузырь столичной. Знакомый митьковский натюрморт…
Сами трапезничающие были одни, без Вики.
Я вошел в дом через крыльцо, заперев его за собой.
Я зашел в дом и сел на стул рядом с ними.
– Ти—и—и кто? – спросил чурка, сунув руку в карман.
Пафос и актерская самодостаточность, как у Абдуллы в «Белом солнце пустыни», присутствовали. Идеи, о чем говорить с этими аборигенами, отсутствовали напрочь. Почему—то я думал, что, как только появлюсь здесь, само собой завяжется нешуточное сражение, в котором достаточно будет проявить храбрость и несгибаемую волю характера.
Как бы не так. Тягомотная атмосфера вялой и неритмичной агрессии, выраженной в словах и в презрительном сморщивании губ.
– Дед Пехто. Не узнаешь, что ли? Камушками кидаться только горазд?
– Ну, а ты что, не уехал разве? Че приперся, тя вон мой товарищ спрашивает.
Я совершенно не знал, что делать. И как все это начинать. Заниматься физкультурой – это одно, а умение разбрасывать врагов резкими ударами – это другое.
У меня совершенно не было ощущения, что я сильнее этих работяг. Даже каждого по отдельности.
Что ж, я, выходит, – чаю зашел попить. Что—то надо делать.
– А ты знаешь, что я с твоей мамой в один класс в школу ходил? А как я ее ебал после уроков, знаешь? В потоке (высохший овраг) в кустах. Каждый божий день.
Отличная информация. Нет, ребята, чаем вы у меня не отделаетесь.
Это все половое созревание в чуваке колбасит. Хвастается перед товарищем своими несуществующими сексуальными подвигами. В школу вы в одну ходили с Парой и мамой. Но если б была такая тема, ты мне б еще в детстве все уши прожжужал. Спутал, видимо, с подругой ее Галькой, Ляляйкиной мамашей. Жила в деревне такая клубничка. Ее в ростовском районе, точно, имели все кому не лень, включая мужское поголовье рогатого скота. Но тебя, похоже, первые сорок лет жизни женщины не интересовали в принципе. Это ты сейчас Ирку и ее сестер караулишь…
– Положишь ее на ранец и хреначишь… а она визжит: «Мне учебники в библиотеку весной сдавать, не примут, если помнем!»
Ну, как говаривал Квентин Тарантино, «в тех местах, откуда я родом, за такие слова знаешь, что бывает?» А что?
Что бывает? Если я ему сейчас дам в морду, начнется свалка, которая закончится хер знает чем.
Почему они меня не боятся? Я же здоровый двадцатипятилетний парень… Вот что значит интеллигентная рожа! Никогда у нас в стране быдло не будет бояться интеллигенции. Даже если та и займется ежедневной физкультурой.
А я вот вас, ребята, немного опасаюсь. Поэтому не хочу здороваться сразу с обоими. А с чаем неплохо придумано.
– А мине ты с мамой своя познакомишь? – хихикал Абдулла.
– Познакомлю, сперва с бабушкой только справься, – сморозил я, чтобы перехватить инициативу. – Дело есть, штук на двадцать. Вы ведь на стройке работаете?
– На перестройке… Стоит стройка…
Сижу, держу мхатовскую паузу.
– А че за тема? – после долгого молчания спросил старый российский Гекельберри Финн.
Паузу держим.
– Че молчишь… сука… Сказал «а», скажи «бе», – Абдула взорвался.
Надо дать им погазовать вхолостую.
– Бе, – говорю я.
– Тиварь. – Он вскочил с места. То, что не ударит, было понятно. Наверное, киргизы народ горячий, невоздержанный.
31
– Ладно, расскажу. Чифир есть?
– Пакетики липтон!
– На хуй мне твой липтон… – Ничего себе, видел бы офисный чай «липтон» этих двоих своих потребителей—гуманоидов из русской сказки. – Я тебя про чифир спраши—ваю. Поставь кастрюлю на плиту, большую. И воды налей, литра три.
Звучало солидно. Я держался уверенно. Совместное житие с Иржичехом и компанией давало о себе знать. Тема явно катила. Таких повадок от меня не ждали.
Дядя Коля не спеша поскребся на кухню, задев бедром стол и развалив прекрасно накрытый ужин по полу.
– Водку, сука, не разлей, да… – подхватил Абдулла падающую бутылку.
