Гарри рассмеялся, сообразив, что Джайлз уставился вовсе не на портрет, а на элегантную, уверенную в себе молодую женщину, рассказывавшую мальчикам о картинах.
— По-моему, она не вполне подходит тебе по возрасту, — заметил Гарри. — Подозреваю, что даже ты не сможешь себе позволить ее внимание.
— Я готов рискнуть, — заявил Джайлз.
Экскурсовод повела группу в следующий зал. Джайлз послушно двинулся следом и расположился так, чтобы хорошо видеть ее, пока остальные мальчики рассматривали статую Полины Боргезе работы Кановы — как выразилась она, «вероятно, величайшего скульптора всех времен». Джайлз не собирался с ней спорить.
— Что ж, на этом наша экскурсия заканчивается, — объявила женщина. — Но если у вас остались вопросы, я пробуду здесь еще несколько минут, не стесняйтесь.
Джайлз стесняться не стал.
Гарри с изумлением наблюдал, как его приятель решительно подошел к молодой итальянке и заговорил с ней так, будто они были старыми друзьями. Даже маленький мальчик из первого ряда не решился его перебить. Несколько минут спустя Джайлз вернулся к Гарри, причем на лице его сияла широченная улыбка.
— Она согласилась со мной поужинать.
— Я тебе не верю, — заявил Гарри.
— Но возникло некоторое затруднение, — добавил Джайлз, не обращая внимания на друга, который смотрел на него, словно Фома неверующий.
— Небось не одно…
— …которое можно преодолеть с твоей помощью.
— Тебе нужно, чтобы вас сопровождала дуэнья, — предположил Гарри, — на тот случай, если ситуация выйдет из-под контроля.
— Да нет же, тупица. Я хочу, чтобы ты присмотрел за моей сестрой, пока Катерина знакомит меня с римской ночной жизнью.
— И не надейся, — заявил Гарри. — Я приехал в Рим не для того, чтобы работать за тебя нянькой.
— Но ты же мой лучший друг, — взмолился Джайлз. — Если ты не поможешь, к кому мне еще обратиться?
— Почему бы тебе не попытать удачи с Полиной Боргезе? Сомневаюсь, что у нее есть какие-нибудь планы на сегодня.
— Тебе всего-то и нужно поужинать с ней и проследить, чтобы к десяти легла спать.
— Прости, что упоминаю об этом, Джайлз, но мне казалось, что ты приехал в Рим поужинать со мной?
— Я дам тебе тысячу лир, если ты избавишь меня от ее общества. А с утра позавтракаем у меня в отеле.
— Меня не так просто подкупить.
— И, — добавил Джайлз, разыгрывая свой главный козырь, — еще я отдам тебе мою запись Карузо, поющего в «Богеме».
Гарри обернулся и обнаружил стоявшую рядом девушку.
— Кстати, — заметил Джайлз, — это моя сестра Эмма.
— Привет, — бросил ей Гарри и, повернувшись к Джайлзу, изрек: — По рукам.
На следующее утро Гарри присоединился к Джайлзу за завтраком в отеле «Палас», и друг приветствовал его с той же самонадеянной улыбкой, какой щеголял всякий раз, когда набирал сотню перебежек.
— Ну, как прошло с Катериной? — спросил Гарри, не желая услышать ответ.
— Превзошло мои самые смелые мечты.
Гарри уже собирался расспросить его подробнее, когда рядом объявился официант.
— Cappuccino, per favore[46], — заказал Гарри, а затем все же спросил: — И как далеко она позволила тебе зайти?
— До самого конца, — заявил Джайлз.
Гарри разинул рот, но оттуда не вылетело ни звука.
— А ты…
— Что я?
— А ты… — попытался Гарри снова.
— Да?
— Видел ее раздетой?
— Да, конечно.
— Все тело?
— Естественно, — подтвердил Джайлз, когда перед Гарри поставили чашку кофе.
— Не только верхнюю половину, но и нижнюю?
— Все целиком, — сообщил Джайлз. — Кроме шуток.
— Ты трогал ее грудь?
— Вообще-то, я лизал ее соски, — заявил тот, отхлебнув кофе.
— Ты… что делал?
— Что слышал, — отрезал Джайлз.
— Но ты, в смысле, ну…
— Да.
— Сколько раз?
— Я сбился со счета, — заявил Джайлз. — Она была ненасытна. Семь, а то и восемь. Она просто не давала мне заснуть. Я бы до сих пор оставался там, если бы ей сегодня не нужно было к десяти утра в Музей Ватикана читать лекцию очередной кучке сопляков.
— Но вдруг она забеременеет? — спросил Гарри.
— Не будь таким наивным, Гарри. Не забывай, что она итальянка. — После очередного глотка кофе Джайлз спросил: — А как себя вела моя сестрица?
— Ужин был превосходным, и ты должен мне Карузо.
— Настолько плохо? Что ж, не может же нам везти одинаково.
Никто из них не заметил Эмму, пока та не встала рядом с мальчиками. Гарри тут же вскочил и уступил ей место.
— Простите, что покидаю вас, — молвил он, — но к десяти мне нужно быть в Музее Ватикана.
— Передай Катерине горячий привет! — крикнул Джайлз ему вслед, когда Гарри чуть не выбежал из ресторана.
— Ну и как прошел вечер? — спросил он сестру, выждав, пока друг не скрылся из виду.
— Могло быть и хуже, — отмахнулась она, беря круассан. — А он теперь всегда так серьезен?
— Видела бы ты Дикинса.
Эмма рассмеялась:
— Что ж, по крайней мере, ужин был хорош. И не забудь, теперь твой граммофон принадлежит мне.
37
Позднее Джайлз описывал этот вечер как самый незабываемый в его жизни.
Ежегодная постановка — одно из важнейших событий в календаре Бристольской классической школы, и не в малой степени потому, что город гордится этой славной театральной традицией. И тысяча девятьсот тридцать седьмой год обещал запомниться надолго.
Школа, как и многие другие в стране, ставила одну из пьес Шекспира, входивших в этом году в список обязательного чтения. Выбор стоял между «Ромео и Джульеттой» и «Сном в летнюю ночь». Доктор Пейджет предпочел трагедию комедии, и не в последнюю очередь потому, что у него был Ромео, но не было Основы.
Впервые за всю историю БКШ пробоваться на женские роли пригласили юных леди из школы «Ред мейдс» с другого конца города, но не раньше чем все было многократно оговорено с их директрисой мисс Уэбб, настоявшей на ряде основополагающих правил, которые произвели бы впечатление и на мать игуменью.
Было решено, что пьесу будут представлять в течение трех вечеров подряд в последнюю неделю триместра. Как и обычно, субботние билеты разошлись первыми, потому что бывшие ученики и родители актеров желали присутствовать на заключительном спектакле.
