В тот вечер он решил для разнообразия обойти окрестности Сен-Жермен.
Паскаль заполнил истории болезней, выключил свет и кондиционер, проверил, все ли в порядке; ему предстояло закрыть консультацию на целый месяц.
Когда молодой человек уже собирался вызвать лифт, ему послышались приглушенные всхлипы.
В дальнем углу, распростертая на полу, плакала девушка.
— Господи!
Он не верил своим глазам. У босых ног Мазарин растекалась лужица слез. Она была несчастна, разбита, но жива. Паскаль бросился к невесте:
— Где ты была? Что произошло? Кто тебя обидел?
Рыдания.
— Почему ты плачешь?
Ни слова в ответ.
Паскаль взял девушку на руки. Она позволила отнести себя в кабинет, обхватив жениха за шею, словно больной ребенок. Паскаль хотел положить Мазарин на диван, но она прижалась к нему еще теснее.
— Хорошо, — сказал он ласково. — Оставайся так, поближе к моему сердцу.
Мазарин все плакала, а Паскаль тихонько баюкал ее в своих объятиях и ни о чем не спрашивал. Так они просидели до полуночи, и скорбную тишину нарушали только негромкие всхлипы.
— Я не стану приставать с расспросами, но ты должна знать, что невысказанное горе пускает в душе человека корни. Около домов нельзя сажать большие деревья, потому что они могут уйти корнями под фундамент и разрушить все здание. Не забывай, котенок, ты хозяйка своим чувствам и тебе решать, что с ними делать.
Мазарин не могла говорить; после исчезновения Сиенны у нее пропал голос.
— Хочешь, пойдем ко мне домой? — спросил Паскаль, поглаживая ее по волосам.
Девушка покачала головой.
— Не бойся, я тебя не трону.
В глазах Мазарин плескалась невыносимая боль.
— Почему ты молчишь?
Она снова прижалась к его груди.
— Я не знаю, кто сотворил с тобой такое, но ему придется иметь дело со мной. Ты можешь идти?
Мазарин кивнула.
— Тогда идем.
Добравшись до своей квартиры в переулке Дофин, Паскаль первым делом приготовил ванну с ароматической солью. Приятные ощущения должны были помочь Мазарин выйти из шока. Он сам раздел девушку, словно малого ребенка. Мазарин, не отрываясь, смотрела в окно, словно видела в нем что-то доступное ей одной. Сердце Паскаля разрывалось от нежности и сострадания. Посадив ее в воду, он спросил:
— Хочешь, включим музыку? Мазарин не ответила.
— Посидеть с тобой? Молчание. Ни слова, ни жеста.
— Я принесу лекарство. Дверь закрывать не будем, договорились?
Паралич связок. Мазарин полностью утратила голос. Типичный случай афонии, предположительно вызванной сильным потрясением.
В своей практике Паскаль еще ни разу не сталкивался с этим заболеванием, если не считать стажировки в психиатрической клинике Буэнос-Айреса, в которую как-то доставили девочку-подростка, вынужденную хранить страшную семейную тайну и от напряжения потерявшую дар речи. Финал этой истории остался неизвестен, поскольку через несколько дней девушку перевели в другой корпус, и след ее затерялся.
Как он сумеет помочь Мазарин, если даже не знает, что стало причиной ее недуга?
Паскалю не хватало информации. Что с ее родителями? Почему она вечно одна?
А что, если попросить ее написать, что с ней случилось?
Полистав книги и позвонив коллеге, чтобы получить консультацию, Паскаль вернулся в ванную и обнаружил, что Мазарин крепко спит.
Он достал девушку из воды и отнес в постель. Насухо вытер полотенцем, одел в свою пижаму и укрыл одеялом. Паскаль не отходил от невесты всю ночь, теша себя надеждой, что утром к ней вернется голос. На самом деле Мазарин стало хуже. Она совсем перестала реагировать на звуковые и световые сигналы, даже не поворачивала головы, когда он звал ее по имени. На теле девушки не было ран, но в ее душе что-то надломилось. Паскаль подумал, не отвезти ли Мазарин в больницу, но тут же прогнал эту мысль. Он решил, что сам будет ухаживать за больной. И вылечит ее во что бы то ни стало.
72
Кадис узнал обо всем спустя две недели. Когда Сара, не находившая себе места от тревоги, в очередной позвонила сыну справиться, как у него дела, Паскаль сообщил о возвращении невесты и о поразившей ее загадочной немоте. Пока он говорил с матерью, Мазарин не отрываясь глядела в окно.
— Без тебя мы никуда не поедем... И без нее, конечно, — сказал Кадис, стараясь скрыть волнение. Все это время он прятался в мастерской, заливая тоску виски.
— Скажи, чем тебе помочь, — вторила мужу Сара. — Может, мне попробовать с ней поговорить? Женщинам проще понять друг друга.
— Мама... Все не так просто. Я даже не уверен, что она меня узнает.
— Надо было позвать врача, — заявил Кадис.
— Вообще-то я сам врач, — огрызнулся задетый за живое Паскаль.
— Я не сомневаюсь в твоей компетентности, сын. Просто ты лицо заинтересованное. А что, если я попробую ее разговорить?
— Ты?
— А почему бы и нет? Ведь это может быть творческий кризис. Художники иногда теряют веру в себя и в будущее. Возможно, Мазарин захочет открыть душу именно мне.
— Не знаю, зачем я вообще вам все это рассказал.
— Мы твои родители, Паскаль. Плохие, но все же родители... — Голос Сары дрожал от волнения и горечи. — Все сложилось, как сложилось, но мы тебя любим и хотим помочь.
— Если вы и вправду хотите помочь, спокойно поезжайте в отпуск.
Этого еще не хватало.
Уехать, зная, что Мазарин остается с его сыном. Он должен быть рядом со своей малышкой, должен ее защитить. Кадис принялся настаивать:
— Наверное, сейчас не лучший момент, но мы давно планировали поехать вместе, и мне кажется...
— Мазарин не в том состоянии, чтобы путешествовать, — отрезал Паскаль. — Видел бы ты ее.
— А что в этом такого? — спросила Сара. — Смена обстановки может пойти ей на пользу.
— Мы имеем дело с серьезной психической проблемой, мама.
— А у кого в наше время нет серьезных психических проблем? Зачем обращаться с Мазарин как с больной? Ей нужны любовь и забота. По-моему, девочка очень одинока. Где ее семья?
— Нет никакой семьи. Я почти уверен, что Мазарин одна на свете.
— Значит, мы должны стать ее семьей. Идея отправиться в путешествие всем вместе не так уж плоха. Здесь я согласна с твоим отцом.
— Сначала мы могли бы полететь в Марокко, а оттуда отправиться в настоящую пустыню, — предложил Кадис.
— По-моему, это не дело, — проговорил Паскаль уже не так уверенно.
