— Нам надо уезжать отсюда, — Соболев напряженно вглядывался в линию горизонта. С тех пор, как первая волна радости по поводу их примирения прошла, он часто был напряжен и внимательно смотрел по сторонам.
— Что случилось?
— Твой отец посылал какие-нибудь фотографии Петру Львовичу?
Соня задумалась.
— Ты знаешь, мне кажется, да. Когда мы ездили к океану на прошлой неделе, я увидела знакомый пейзаж. Он напомнил мне те изображения, которые мне показывал Петр Львович, когда говорил про эту клинику.
— Это плохо.
Теперь Соня нахмурила брови. Она наклонилась вперед в готовности выслушать предположения Андрея.
— Как только у нас в отделе утихнет переполох по поводу смерти Краско и моего исчезновения, а это, я думаю, случится на днях, они возьмутся за дело с новой силой. На определение качества песка, воды, всяких там пальм и цветочков с последующим установлением географии пейзажа, у них может уйти от силы две недели.
— А потом? — Соня чувствовала, как у нее опять начинает неприятно щекотать в животе. А казалось, она прочно забыла это ощущение.
— А потом, любовь моя, они будут здесь.
Соня откинулась на спинку стула и шумно выдохнула.
— А отец?
— Они в первую очередь приедут за твоим отцом.
— Как же он сможет бросить свою клинику? — Соня обвела глазами небольшие домики, прячущиеся в густой зелени.
— Ты, правда, думаешь, что для твоего отца это все хоть что-нибудь значит?
— Думаю? — журналистка возмущенно подняла брови, находя вопрос молодого человека странным. — Это дело всей его жизни!
Андрей тихо произнес.
— Мы все побросали дела своих жизней. И несчастней, по-моему, ничуть от этого не стали.
Он положил свою руку на руку Сони. Она посмотрела на него, и волна благодарности вновь захватило ее сердце. Она впервые поняла, чем пожертвовал этот мужчина ради нее. Соня склонилась к его лицу, и они какое-то время просто ласкали носами щеки друг друга, млея от счастья.
— Странно, что я не заметила в международных СМИ ни одного упоминания о гибели Краско, — пробормотала Соня.
Появилась эта мысль в ее голове совсем некстати, поэтому Соня постаралась об этом поскорее забыть.
Парус поддавался напору ветра, гнавшего белоснежную яхту к далекому берегу. Соня сидела на корме и смотрела в подзорную трубу.
Леонид стоял у штурвала. Он, как всегда, был весь в белом. На лысой голове его красовалась капитанская фуражка. Темные очки прикрывали глаза. Он смотрел на свою дочь, беспечно болтающую ногами, и улыбался. Потом он перевел взгляд на Андрея, откровенно любующегося Соней, и понял, что ради этого стоило прожить ту долгую, сложную и порой невыносимую жизнь, что выпала ему на долю.
— Земля! Земля! — вдруг радостно закричала, подскочила и начала весело танцевать босиком на корме яхты счастливая девушка, которая раньше была одной из лучших криминальных журналисток Москвы.
