Взяв у него ключи, Ахмед невольно отступил на шаг. На Томе действительно ничего не было, кроме брюк. Черные и грязные ступни выглядели крайне недостойно. Грудь его была покрыта пылью, спутанные волосы торчали во все стороны, а глаза перескакивали с одного предмета на другой, не в состоянии на чем-нибудь остановиться.
— Аллах! — произнес Ахмед. — Ты больше похож на джинна, чем сам джинн.
— Поговорить надо. Я хочу поговорить.
— Я заварю чай. А, к черту чай, выпей лучше пива. Подержи-ка.
Ахмед вручил Тому дымящуюся сигарету, а сам стал рыться в холодильнике. Поглядев на сигарету, Том сделал глубокую затяжку, стараясь удержать дым в легких как можно дольше. Когда Ахмед вынырнул из холодильника, Том протянул ему сигарету.
— Оставь себе, — сказал Ахмед. — Меня уже тошнит от курева. Сядь.
Том сел на подушку, скрестив ноги. Ахмед поморщился при виде грязных ног на ткани, не оскверненной ни единым пятнышком. Его шутка насчет того, что Том похож на джинна, оказалась констатацией факта. Том действительно выглядел так, будто начал превращаться в демона. Ахмед задумался, может ли с человеком произойти подобная трансформация в течение всего одной жизни. Ему не приходилось слышать о таком, но он подозревал, что это возможно.
— Что ты так уставился? — спросил Том.
— Прошу простить мои дурные манеры. Я что-то очень рассеян в последнее время. Так ты хочешь забрать свиток?
— К чертям собачьим свиток. Мне он не нужен, оставь его себе. Я подарю его тебе, только скажи мне то, что мне надо узнать.
Ахмед понимал, когда спешить не следует.
— А что тебе надо узнать?
Том жадно затянулся сигаретой, опять задержав дым перед тем, как выдохнуть.
— Я хочу узнать, как избавиться от джинний. Ахмед внимательно посмотрел на него:
— Этого никто не знает.
— Но должны же у тебя быть какие-нибудь предположения. Наверняка ты сам пытался это сделать.
— Успокойся, прошу тебя. Я никогда не пытался избавиться от своей джинний. Она — заслуженное мной наказание. Искупление грехов.
— Ха! Неужели тебе так нравится страдать?
— Разве я одинок в этом?
У Тома был потерянный вид. Поднявшись, он стал бесцельно бродить по комнате. Увидев развернутый на столе свиток, он всмотрелся в спираль непостижимых слов.
— Не советую тебе подходить к этой штуке слишком близко, — заметил Ахмед. — Она так и кишит джиннами.
— Я соврал тебе насчет той девушки, — сказал Том. — Помнишь, когда я тут рассказывал разные истории про себя. Я и пальцем к ней не прикоснулся.
— Я так и подумал.
Том снова сел. Сигарета была докурена до конца. Он в отчаянии повесил голову. Оба молчали. Том откинулся назад, положил голову на пухлые подушки. Он лежал молча в сгущавшихся до черноты сумерках, тишина нарушалась время от времени лишь шагами прохожих по булыжной мостовой.
«Он засыпает, — подумал Ахмед. — Он обессилел. Надо ему помочь». Подобравшись к Тому на четвереньках, он снял с себя ханаанский амулет и осторожно повесил его на шею Тому. Затем, сидя на корточках, он сказал ему шепотом:
— В твоей джиннии обитает бесконечное число других. Она поворачивается к тебе то одной, то другой гранью, представая в разных обличьях. Ты должен выбрать среди них добрую джиннию и попросить ее походатайствовать за тебя. Предложи ей вознаграждение, а затем помолись. Это все, что я могу тебе посоветовать.
Том провалился в глубокий сон, и Ахмед не стал больше тревожить его.
Том остановил машину около церкви. Пассажирское место рядом с ним пустовало. Ураган ярился, как взбешенная ведьма, и чуть не сорвал дверцу, когда Том вылезал из машины. В лицо хлестал дождь. Крытый проход на кладбище скрипел вовсю. Колокольня наклонилась навстречу ветру и, казалось, вот-вот упадет. Она опять напомнила Тому корабль с пропащими душами, отданный на произвол жестокого океана. Могильные плиты торчали наподобие обломков, выброшенных на берег вслед за потрепанным бурей судном. Огромное тисовое дерево скрипело и трещало, как мачта. Одиночный колокол глухо бил в темноте.
Где Кейти? Он прошел сквозь хлопавшую на ветру калитку на кладбище. Она должна быть там. Она должна быть вместе с ним. По кладбищу носились обломанные сучья и ветки деревьев. Ворону, пытавшуюся устроиться на колокольне, сорвало ветром и унесло куда-то в черное небо. Он посмотрел на колокольню. В мягком песчанике ее стен были заметны бороздки кладки. К вертикали башни снизу пристроился треугольник — расставленная стремянка. С ее нижней ступеньки свисал молоток. Том поднял голову, заметив какое-то движение в нише чуть ниже шпиля колокольни. Статуя Магдалины исчезла. На ее месте была Кейти. Ветер рвал ее волосы, платье облепляло фигуру, словно было сшито из тончайшего шелка. Тучи неслись по небу, как клочья черного дыма. Цепляясь пальцами ног за осыпавшийся песчаник ниши, Кейти смотрела вниз, на Тома.
С каждой секундой буря неистовствовала все сильнее. Он понимал, что надо спрятаться от непогоды, но зайти в церковь боялся. Неожиданно двери распахнулись, царапая дубовыми створками по песчанику.
— Спускайся, Кейти! Я не могу войти в церковь без тебя. Я не могу попасть внутрь!
Но тут ветер подхватил алюминиевую стремянку, как соломинку, и швырнул ее куда-то в темноту двора. Теперь Кейти не могла спуститься, а ветер между тем уже выдувал раствор, которым были скреплены каменные блоки, пыль сыпалась из-под ног Кейти. Колокольня в любой момент могла рухнуть. Кейти раскинула руки, как птица крылья, и полетела к нему. Он следил за ее падением, глаза его словно магнитом притягивало к ее глазам. И вот она уже приблизилась к нему вплотную, их глазные яблоки соприкасались.
Однако никакого удара он не почувствовал, в самый момент контакта вся сцена вдруг растаяла, и он оказался внутри церкви. Кейти рядом с ним не было.
На стенах по-прежнему виднелись намалеванные спирали, состоявшие из слова «ЛЖЕЦ». Прихожане у алтаря, выстроившись цепочкой и шаркая подошвами, один за другим спускались в подземный склеп по ступеням с выбитыми и выкрашенными черной краской буквами иврита. Среди них был и Давид Фельдберг, улыбнувшийся Тому, но Кейти по-прежнему не было видно. А командовал парадом не кто иной, как беглый священник Майкл Энтони. Он сделал Тому знак следовать за всеми.
— Я не могу идти туда! Я должен дождаться утра!
Это, казалось, встревожило Майкла Энтони. Прихожане остановились и стали раздраженно оборачиваться на человека, нарушившего церемонию.
И тут Том заметил произошедшее в церкви изменение. На всех изображениях Иисуса Христа — вырезанных в камне, написанных красками на холсте или на стекле витражей — образ Иисуса был заменен образом обнаженной и притягательной окровавленной женщины, распятой на кресте. Место Иисуса заняла Мария Магдалина. Изображения были выполнены в ее тонах — алом, пурпурном, сером и золотом.
