А что, спрашивает молодой журналист, разве нужно что-то еще?
Чтобы ответить на этот вопрос, я поступлю следующим образом.
Давайте представим, что этот журналист пригласил в свой эфир именно меня.
Так вот, для меня лично всегда важно знать максимально детально все обстоятельства будущей записи. Это не прихоть.
Каждая деталь может обеспечить комфорт передачи либо его разрушить.
Вот почему этому журналисту я начну задавать некоторые вопросы.
Я всегда выясняю, где именно будет запись. Это нужно не только для того, чтобы спланировать день. Это нужно для расчета времени дороги, и понимания, как увернуться от заторов, и рассчитать оптимальный путь до студии.
Я спрашиваю, буду ли только я гостем или сколько человек будет в студии вместе со мной. Это необходимо, чтобы понять, падает ли вся нагрузка в передаче на меня или я только одна из сторон возможной дискуссии.
Согласитесь, это важно: если в передаче десять гостей, то я скажу по несколько фраз, два или три раза.
Если же я один, то нужно хорошо подготовиться к данной теме, ибо именно я буду освещать вопрос с разных сторон. И тогда перед эфиром мне нужно изучить, кто и что говорил по этой теме.
Эта разница ощутима на таком примере: если вы приглашаете несколько человек в политическую дискуссию, то у вас есть разные позиции, и каждый защищает свою. Если же вы приглашаете одного политолога, то он должен объяснить все, что происходит с самых разных сторон.
Разница более чем очевидна.
Далее, я интересуюсь, как оформлена студия: она темная, светлая или цветная. Я не довольствуюсь фразой «мы не знаем, вас осветят как надо». Мне важно знать, как мне одеться, чтобы не потеряться на фоне декораций. На это можно не обращать внимания, но я обращаю. Я хотел бы на экране выглядеть лучше.
Затем, я спрашиваю, как будет одет ведущий.
Это тоже важно.
Если он надевает пиджак и галстук, то я буду одет так же. Если мне скажут, что он сидит в расстегнутой рубахе, то я надену легкий летний пиджак. Ведь согласитесь, если ведущий и другие гости будут в летних рубашках, а я в мрачном тяжелом костюме, то мой облик вызовет удивление и непонимание аудитории, что отвлечет от дискуссии.
Далее, я интересуюсь, жарко ли в студии, какие там осветительные приборы.
Казалось бы, ну зачем мне знать какой там свет? Ведь это не мое дело, мое дело говорить в кадре.
Такой ход мыслей – еще одна ошибка молодого журналиста. Для него это не важно, а для меня принципиально.
Студия студии рознь.
Иногда в студии, вместо современных осветительных приборов «кинофло», которые дают ровный заливающий свет, но почти не греются, еще висят старые осветительные приборы с обычными мощными лампами. Теперь посчитаем, сколько киловатт на вас будет направлено.
Понимает ли журналист, пригласивший меня на эфир, что я, не совершивший особенно много грехов, фактически, буду сидеть на сковородке?
Так разве я не должен быть об этом предупрежден и соответственно одеться?
Из-за подобного света в студии, я несколько раз попадал в очень сложные ситуации.
Несколько раз моим гостям становилось плохо, из-за жары. Их приводили в чувство, более того, они требовали продолжить запись. Я продолжал, из уважения к их стойкости. Но качество интервью при этом было нулевое.
Еще более невероятная история произошла со мной, когда на интервью ко мне пришла очень известная русская актриса Ирина Мирошниченко.
Она всегда тщательно следит за тем, как выглядит на экране.
Ирина села напротив меня, посмотрела на монитор и потребовала, чтобы прибор за моей спиной, который светил на нее, опустили ниже, так как он давал на ее лицо ненужные тени.
Прибор опустили.
Актриса снова посмотрела на монитор и потребовала опустить его еще ниже.
Так его опускали и опускали, пока он не оказался почти за моей спиной.
Нужно сказать, что это был старый огромный прибор с нечеловеческих размеров лампой внутри.
Мы начали запись, и я чувствовал, как пот струей течет по моей спине. Я сидел, как будто прислонившись к печке.
Должен заметить, что меня никто не предупреждал, что мы будем снимать при таком свете, и я надел костюм, конечно же, без учета условий съемки.
Кода запись окончилась, мы встали и пошли в гостевую комнату.
Вошел я туда с единственным желанием: немедленно снять ненавистный пиджак.
Я попытался это сделать, но не тут-то было: спина пиджака не гнулась.
Ощущение было такое, что между моим пиджаком и спиной кто-то просунул ровную доску.
Я позвал костюмера, и, с его помощью, буквально вывалился из пиджака.
Когда мы его рассмотрели, то оказалось, что вся его спина, плечи и задняя часть рукавов превратились в камень, как будто пиджак окунули в жидкий цемент. При этом все эти окаменевшие места пиджака сияли недружелюбным зеркальным блеском.
В моем любимом фантастическом романе Клиффорда Саймака «Почти как люди» («Тhey Walked Like Men») герой встречает инопланетян, которые хотят захватить землю. Вообще-то, инопланетяне выглядят как милые шары для бильярда, но, при желании, могут превратиться во что угодно. Так вот, герой хочет открыть свой шкаф, где висит его одежда, но слышит за дверцей шорох. И он понимает, что его любимая рубашка в цветочек, уже не совсем рубашка. А любимый галстук уже тоже не галстук. И лучше на шею его не повязывать.
Так вот, мой пиджак, как будто повисел в том самом шкафу.
Оказалось, что желание Ирины Мирошниченко получить наилучшую картинку сыграло со мной злую шутку.
Как помнят люди, чуть постарше поколения «пепси», одно время была модна одежда с большим количеством синтетики. Это считалось последним писком моды. Считалось, что хлопок морально устарел, жутко выглядит и вообще годится только на мешки.
Это было в тот самый период, когда все думали, что завтра будут жить на Марсе, что Россия и Америка наконец станут друзьями, а машины можно будет заряжать от домашней розетки.
Мой пиджак был из синтетики и от мощной лампы расплавился.
Волокна потекли по спине и превратились в однородную массу.
Потом, когда я встал и отошел от лампы, все застыло опять.
Но это уже был не мой пиджак, а пиджак из романа Саймака.
Я пострадал, но исключительно по своей вине, потому что не смог правильно оценить ситуацию в студии. Но это было мне уроком.
Но вернемся к моим вопросам, по поводу предстоящего интервью.
Я продолжаю терзать пригласившего меня журналиста и спрашиваю, есть ли в ней, студии, кондиционер, и можно ли поставить недалеко воду и салфетки.
