Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
— Ну как это старомодное великолепие…
— Какой замечательно уравновешенный эклектизм!
— Увлечения отца все были такими. Думаете, легко это было сохранить? Когда дом реквизировали, я все обегала, как могла хлопотала, чтоб сюда не поселили тех, кто не поймет ценности дома. Наконец мне разрешили использовать его как гостиницу для важных военных чинов, только поэтому он и вернулся в таком хорошем виде. В этом доме каждый уголок наполнен моими детскими воспоминаниями. Хорошо, что тут не хозяйничала какая-нибудь деревенщина из Огайо. Я хотела, чтобы вы сегодня увидели мой дом.
— А гости?
— Все в саду. Там жарко, зато ветерок. Выйдете в сад?
Кэйко ни словом не обмолвилась об Йинг Тьян.
Через дверь в углу комнаты они вышли на каменную площадку перед садом. На газоне в тени больших деревьев были расставлены плетеные стулья и столики. На зелени газона сияли красками наряды женщин в причудливых шляпках.
Подойдя поближе, Хонда обнаружил, что тут собрались в основном пожилые дамы, он был единственным мужчиной. Знакомясь с ними, он чувствовал себя явно не на месте, и каждый раз, глядя на протянутую ему руку со старческими пятнами на розоватой коже и морщинистыми пальцами, колебался, прежде чем пожать ее, — ему казалось, что он в полутемном трюме, наполненном сушеными фруктами.
Пожилые европейские дамы, не обращая внимания на разошедшуюся на спине молнию, визгливо смеялись, раскачивая широкими спинами, было непонятно, куда смотрят синие или бурые зрачки их пронзительных, ввалившихся глаз; выговаривая слова, они раскрывали темный рот так широко, что видны были миндалины, изо всех сил пытались завязать разговор и ногтями, покрытыми ярко-красным лаком, хватали сразу по два-три маленьких тонких сэндвича. Потом вдруг неожиданно обращались к Хонде, рассказывая, что по несколько раз были замужем, и интересуясь, правда ли, что японцы тоже часто разводятся.
Яркие цвета одежды гостей, прогуливавшихся по тропинкам между деревьями, терялись в кустарнике. Тут у входа в рощу появилась новая фигура. В окружении европейских дам оттуда шла Йинг Тьян.
В груди у Хонды бешено, толчками застучало сердце. Оно, оно, это биение и имеет значение! Благодаря ему человеческая жизнь перестает быть твердым телом и превращается в жидкость, даже в газ, уже одно то, что сердце готово было выскочить из груди, стало для Хонды великим благом. Кусочек сахара растаял в чае, здания стали ненадежными, балки мостов — хрупкими, как леденец, а человеческая жизнь приобрела тот же смысл, что и молния, шелест мака или колыхание шторы… Чувство удовлетворения и чувство стыда после похмелья смешались и повергли Хонду в транс.
Величайшей радостью для Хонды стало то, что когда зажатая между двумя высокими старухами Йинг Тьян, одетая в розовое платье без рукавов, со спускавшимися на плечи черными волосами, вышла из тени деревьев под яркие солнечные лучи, все это вдруг напомнило ему поездку с маленькой принцессой в Банпаин.
Рядом с Хондой мгновенно оказалась Кэйко.
— Ну как? Я сдержала свое обещание, — прошептала она ему на ухо.
В Хонде вдруг проснулась маленькая девочка, он испугался, что если сейчас не уцепится за Кэйко, то не найдет выхода из своего положения. С необъяснимым ужасом он смотрел, как шаг за шагом с улыбкой приближается к нему Йинг Тьян.
— Вам надо вести себя спокойно, как ни в чем небывало. Лучше ничего не говорить о том, что произошло в Готэмбе, — опять прошептала ему Кэйко.
К счастью, на середине газона с Йинг Тьян заговорила какая-то женщина, и она остановилась. Она еще не заметила Хонды. Йинг Тьян, которая стояла буквально в нескольких шагах, казалась чудным плодом, апельсином — созревший, наполненный соками, он висит на расстоянии протянутой руки. Хонда медленно рассматривал ее грудь, ноги, открывшиеся в улыбке белые зубы. Диковинное растение, выросшее под жгучим летним солнцем. А там, внутри, наверное, пронизывающий холод.
Когда Йинг Тьян наконец присоединилась к их группе, было непонятно — то ли она действительно не заметила Хонду, то ли сделала вид, что не заметила. Кэйко обратила ее внимание на присутствие Хонды:
— А вот и господин Хонда.
— Ах, — на ее лице, когда она обернулась к Хонде, была только улыбка, никакого напряжения. В лучах летнего солнца лицо Йинг Тьян ожило — губы по-детски больше обычного расслаблены, строгой линией тянутся блестящие брови, цвет кожи лица имеет сияющий янтарный оттенок, большие черные глаза. Это лицо приветствовало лето. Лето снимало ее скованность, она окунулась в него, словно в ванну, где можно спокойно вытянуться всем телом. Естественность всего ее тела казалась даже непристойной. Ложбинка между холмиками груди вызывала в воображении душную влажную теплицу, только лету были известны покоившиеся там тайны.
Взгляд Йинг Тьян, протянувшей руку, был равнодушен. Хонда сжал ее руку своими дрогнувшими пальцами. Перстня с изумрудом на пальце не было. Хонда, заметив это, понял, что на самом деле хотел проиграть заключенное с самим собой пари, он предугадал, что столкнется с холодным отказом. Хонда поразился тому, что даже ее холодность нисколько не повлияла на его настроение — он парил в радостных, смелых мечтах.
Йинг Тьян держала в руке пустую чашку, поэтому Хонда протянул руку к столику и уже взялся за ручку антикварного серебряного чайника, но та была слишком горячей, и он заколебался. Может быть, он не был уверен, правильно ли поступает, или у него дрожали руки и он боялся что-нибудь уронить. Неожиданно протянутая к чайнику рука официанта в белой перчатке избавила Хонду от его страхов.
— Летом вы хорошо выглядите, — наконец выдавил из себя Хонда. Невольно он стал обращаться к Йинг Тьян на вы.
— Да, потому что я люблю лето, — с мягкой улыбкой Йинг Тьян ответила фразой прямо из учебника.
Стоявшие рядом пожилые дамы, заинтересовавшись, стали просить Хонду перевести его разговор с Йинг Тьян. Хонда перевел, чувствуя, как его нервы щекочет аромат нарезанного к чаю лимона, смешанный запах старческого пота и духов. Дамы непонятно чему смеялись, начали высказывать предположения, что японское слово «нацу» — «лето» вызывает ощущение жары, наверное, оно могло появиться только в тропиках.
Хонда вдруг почувствовал, что Йинг Тьян устала. Он оглянулся вокруг — Кэйко уже отошла. Йинг Тьян становилась все более вялой, она напоминала бессловесное животное, которое печально бродит по газону. Интуиция Хонды — единственное, что их связывало. Потом Йинг Тьян чуть повернулась и с улыбкой стала отвечать кому-то по-английски, и Хонда подумал, уж не хотела ли она показать ему свою усталость. Это знойная лень, которая ощущалась во всем теле Йинг Тьян — от тяжелой груди до стройных, красивых ног, звучала музыкой, напоминала едва слышный шорох крылышек кружащихся в летнем воздухе мошек, и Хонде казалось, что он постоянно прислушивается к этому звуку.
Но может быть, это означало всего лишь то, что Йинг Тьян устала от приема. Может быть, ей вообще была свойственна эта апатия, которую летнее солнце заставило ожить в теле. Во всяком случае, для Йинг Тьян она была привычна. Удалившись в тень, Йинг Тьян с чашкой чая в руке, окруженная пожилыми дамами, которые обращались к ней «ваше высочество», вдруг сняла туфлю и с невозмутимым лицом почесала кончиками пальцев ноги в чулке голень другой ноги. У нее было удивительное чувство равновесия, как у журавля: чай в чашке, которую она держала в руке, не шелохнулся, и ни одна капля не пролилась на блюдце.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
