– Он прекрасен, – сказал Эрнст Хейнкелю.
– Да.
Эрнст стоял на усыпанном опилками и металлическими стружками полу и завороженно смотрел на свое творение. Огромный киль самолета вздымался в дальнем конце ангара подобием паруса. Под рулем направления находился короткий отсек, предназначенный для хвостового орудия. Пока Эрнст любовался машиной, рабочий с мотком кабеля в руке спустился в задний отсек и скрылся из виду. Эрнст трепетал от возбуждения.
– Вы укладываетесь в график? – спросил он.
– Да. Если не произойдет ничего непредвиденного, он полетит через четыре месяца.
Эрнст повернул голову. Плоскость огромного крыла пересекала глубокая поперечная впадина.
– Не беспокойтесь, – сказал Хейнкель. – Все нагрузки рассчитаны. Я говорил вам, мы уже такое делали.
– Но тот самолет не эксплуатируется!
– Да, это была экспериментальная машина. Положитесь на меня, генерал. Спаренные двигатели не подведут.
Они вышли из шумного цеха и прошли в уютный тихий кабинет Хейнкеля.
Между тем отношения Эрнста с Мильхом неуклонно портились.
В начале 1940 года Мильх явился к нему в кабинет.
– Я инспектировал несколько эскадрилий бомбардировщиков, – сказал он. – Вы знаете, что пилоты все еще побаиваются летать на «Ю-восемьдесят восемь»?
– Ну и что с того? – сказал Эрнст. – Они хотят, чтобы кто-нибудь сидел рядом и водил их руками, покуда они не взлетят?
Он устыдился своих слов, но просто не смог сдержаться.
– Вы знаете, в чем недостатки самолета? – спросил Мильх. Он принялся загибать пальцы. – Он слишком тяжелый. Он должен был весить шесть тонн. А весит двенадцать. Поскольку он тяжелый, он тихоходный. Он развивает такую же скорость, как «Хейнкель-сто одиннадцать», который уже устарел. Поскольку он тихоходный, он уязвимый и потому нуждается в дополнительном вооружении, а, как следствие, становится еще тяжелее. А поскольку он такой тяжелый, дальность его полета в два раза меньше планировавшейся! В два раза!!! И это наш типовой бомбардировщик!
– Хорошо, он удовлетворяет не всем техническим условиям, – резко сказал Эрнст. – А какой самолет удовлетворяет всем?
– И он ненадежен. Летчики дали мне список дефектов длиной с мою руку. Состоящий из тридцати одного пункта, если быть точным. – Он порылся в кармане. – Зачитать вам?
– Нет, спасибо.
– И любой из перечисленных дефектов может стать причиной гибели людей во время боевой операции.
– И стал?
– Прошу прощения?
– Мильх, война закончена.
– Она еще толком не началась. Военно-воздушные силы еще не проверялись в деле.
– Надеюсь, вы скажете это родственникам погибших пилотов.
– Эрнст, – сказал Мильх, – когда война станет серьезной, мы обнаружим, что не готовы к ней. Мы испытываем недостаток практически во всем, у нас ничего нет в запасе, а наш типовой бомбардировщик просто никуда не годится. Что вы собираетесь делать?
В течение доли секунды Эрнст перешел от состояния полной растерянности к состоянию крайней ярости.
– Мне до смерти надоело ваше постоянное вмешательство в мои дела! – истерически прокричал он. – Будьте любезны покинуть мой кабинет!
Мильх не шелохнулся. Эрнст стиснул голову руками. Перед глазами у него все плыло.
– Пока мы не решим наши проблемы, нам следует увеличить производство «Хейнкеля-сто одиннадцать» и «Дорнье-семнадцать» и прекратить производство «Ю-восемьдесят восемь», – сказал Мильх. – Вы должны пойти к шефу.
При мысли о Толстяке, нависающем над своим заставленным золотыми и серебряными макетами самолетов столом, словно Юпитер над своим алтарем, у Эрнста, который закуривал сигарету, затряслись руки.
– Почему бы вам самому не пойти к нему? – спросил он.
– Он не захочет меня принять.
Надо полагать, Мильху нелегко далось такое признание, подумал Эрнст. Но лицо Мильха оставалось совершенно бесстрастным.
– Он должен принять вас, – лицемерно сказал Эрнст. – Вы инспектирующий генерал военно-воздушных сил.
– Вы прекрасно знаете, как обстоят дела, – сказал Мильх.
Эрнст испытал слабое низменное торжество.
Вероятно, Мильх понял это. А возможно, он в любом случае сказал бы то, что сказал в следующую секунду:
– Есть еще одна причина, почему вам следует пойти к нему: во всех проблемах с «Ю-восемьдесят восемь» виноваты вы.
– Я?!
– Да. Все они являются следствием вашего распоряжения реконструировать самолет. Он был вполне жизнеспособной машиной. А теперь, со всеми этими аэродинамическими тормозами и упрочнениями планера, он превратился в летающую телегу; и все из-за вашей навязчивой идеи сделать из нормального самолета пикирующий бомбардировщик. Со времени разработки «штуки» вы одержимы одной только этой идеей!
Несколько секунд Эрнст не находил, что ответить. Потом он сказал:
– Обычные бомбардировки в Испании дали весьма жалкие результаты. Средний бомбардировщик Должен уметь бомбить с пикирования, чтобы приносить хоть какую-то реальную пользу.
– Средний бомбардировщик, неспособный бомбить с пикирования, приносит гораздо больше пользы, чем пикирующий бомбардировщик, неспособный летать, – сказал Мильх.
Мильх оставался в меньшинстве в своей оценке ситуации. С виду дела в военно-воздушных силах шли блестяще. Адольф, безусловно, считал именно так. В июле, после побед во Франции и Нидерландах, многие офицеры получили очередное звание.
Толстяк стал рейхсмаршалом. Этот новый чин, введенный специально для него, ставил Толстяка над всеми офицерами германской армии. Для рейхсмаршала придумали форму сизо-серого цвета.
Мильх получил звание фельдмаршала и не преминул поставить всех об этом в известность.
А Эрнст стал генерал-полковником и был награжден рыцарским крестом вдобавок к уже имеющемуся железному.
Толстяк сказал Эрнсту, что теперь, когда его звезда взошла так высоко, он должен сменить свое место жительства на более приличное.
Эрнст запротестовал. Он очень любил свою полную экзотических сувениров квартиру с дурацким баром, по которой постоянно гулял сквозняк. Он сказал Толстяку, что здесь его дом.
Похоже, Толстяк не понял Эрнста. Все старшие чины военно-воздушных сил живут в домах, соответствующих занимаемой должности, сказал он. Он намекнул, что для Эрнста делалось достаточно исключений с момента его поступления на службу в министерство и что уже настало время подчиняться общим требованиям.
Он подыскал подходящий дом для Эрнста. Особняк посреди широких лугов Грюневальда. Почти за городом. Эрнст поехал посмотреть его и остался недоволен. В таком большом доме без слуг было не обойтись. Эрнст не хотел заводить слуг. Он сказал, что нуждается в уединении. Толстяк просто посмеялся над ним.
