Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Через два часа, прочитав целое сочинение, написанное покорной и сдавшейся на милость победителя Лидией, полковник Сиротин пригласил из коридора переодетых в штатское платье Апраксина и Нелюбова и, когда они вошли, сказал, показав на капитана Апраксина:
– Этот господин теперь будет днем и ночью находиться при вас все три дня, что вы пробудете в Петрограде… В Берлине скажете, что подцепили этого офицера на свои прелести, и что он готов к активному сотрудничеству…
Лидия попеременно оглядела обоих подчиненных Сиротина и, капризно улыбнувшись, сказала:
– Darf ich einen Anderen? Er passt mir besser für die heutige Abendspromenade.[4]
– Ja, moeglich.[5]– ответил Сиротин и посмотрел на совершенно мрачного капитана Нелюбова. – Es steht Ihnen frei, Frau Kowalski. Aber Sie sollen wissen, dass diese Notizen, – Сиротин чуть поднял двухчасовое сочинение Лидии, – ausreichend sind, um Sie dreimal zu erhängen: sowohl in Berlin als auch in Wien und Petersburg.[6]
– Я знаю, – тихо сказала Лидия и, поднявшись, уже с обворожительной улыбкой, более адресованной Нелюбову, чем всем остальным, поинтересовалась: – Я могу пойти переодеться?
* * *
Получив сигнал, что немецкий курьер в городе, и что этот курьер – Лидия Ковальски, Сиротин испытал сразу два противоречивых чувства. Во-первых, разозлился на эту вопиющую наглость немецкой разведки, которая прислала именно ту женщину-агента, которая два года назад провалила самое удачное приобретение разведки русской – полковника Редля. При этом немцы до того обнаглели, что совершенно не опасались, что мадемуазель Ковальски в Петрограде могут опознать. Во-вторых, испытал некое подобие легкой паники, что случалось с ним крайне редко, так как теперь приходилось менять весь план операции и попытаться с ходу без какой-либо подготовки осуществить вербовку этой особы. Послать же на встречу к Лидии, хоть и очень способного, но деревенского парня, унтер-офицера Мохова он уже не мог – три класса образования были просто написаны на лице Савелия. А так как почти весь оперативный состав его бюро был в командировках, Сиротин мог сегодня рассчитывать только на подполковника Рыкова, да на капитана Апраксина. Но Рыков был обычный аналитик и никогда не имел дела с вражескими агентами – оставался лишь один Апраксин… и капитан Нелюбов, который в этот момент собирался в отпуск в Варшаву, где неожиданно нашлась его жена. И теперь, после высказанного Лидией предпочтения, ему придется отложить свою поездку на три дня, до тех пор, пока мадемуазель Ковальски не покинет Петроград.
А Борис, когда понял, что поездка в Варшаву откладывается, в отчаянии подумал, что его воскресшая жена воспримет эту задержку, как окончательный разрыв, и их объяснение уже не состоится никогда. «Зачем я написал ей про Горшкова?», – с тоской корил себя Нелюбов. С трудом сдерживая рвавшееся наружу раздражение, он, однако, приветливо улыбнулся Лидии и ответил привычной фразой, которую он в своей холостяцкой жизни произносил бессчетное количество раз:
– Mademuaselle, ich bin sehr froh Sie heute abend begleiten zu können. Gegen sieben Uhr wird meine Kutsche Ihnen zur Verfügung stehen.[7]
Лидия плотоядно улыбнулась в ответ и решила, что этот красивый брюнет от нее сегодня не уйдет; раз уж она по воле случая стала тройным агентом, то и жить она с этой минуты будет за троих.
* * *
28 июня 1915 года, ровно в 11 часов 03 минуты, на Николаевском вокзале в Петрограде было, как обычно, суетливо и людно. Отбывающие и прибывающие пассажиры спешили по своим им одним ведомым делам, и эта вокзальная спешка была так привычна для большинства завсегдатаев, что они совершенно не обратили внимания на одну очень эффектную пару, которая, хоть и выделялась из общей пассажирской массы своей красотой и аристократизмом, но не производила впечатления пары семейной; лейб-гвардии капитан русской армии в парадной форме под руку с красивой жгучей брюнеткой вышел из главных дверей вокзала и направился к швейцарскому поезду, который через пять минут должен был отправиться в Цюрих. Подойдя к вагону первого класса, в котором было забронировано только одно место, капитан галантно поклонился даме и, не проявляя любви и сердечности, которую как раз и следовало бы ожидать от обычной семейной четы, отстраненным тоном произнес:
– Желаю вам приятного путешествия, – и, заметив мелькнувшую усмешку в глазах дамы, добавил. – И дай нам бог никогда больше не встречаться.
– Не загадывайте, Борис Петрович. Как знать, как знать, – с томной улыбкой произнесла Лидия Ковальски. – Но в любом случае, я буду вспоминать эти дни, что мы провели вместе… – Лидия быстро, вплотную приблизила свое лицо к лицу Нелюбова и закончила словами, в которые она вложила столько страсти, что капитан Нелюбов помимо своей воли ощутил вдруг такое звериное желание вновь и вновь обладать этой женщиной, что у него закружилась голова. – И эти ночи, что вы подарили мне…
Лидия отстранилась. Заметив, что ее цель достигнута и она произвела то впечатление, на которое рассчитывала, мадемуазель Ковальски засмеялась веселым и беззаботным смехом, и, без помощи Нелюбова ловко забравшись в вагон, уже стоя в тамбуре, помахала ему веером.
– До встречи, капитан! Мы с вами еще увидимся… я знаю, – с улыбкой крикнула она в полный голос и тут же исчезла в глубине вагона.
Нелюбов мрачно вздохнул и подумал, что теперь его счет с Варей сравнялся… Но подобная арифметика ему была теперь противна вдвойне.
– Борис! – услышал вдруг он знакомый до боли голос и, вздрогнув всем телом, обернулся и увидел стоявшую невдалеке Варю.
«Это платье ей очень идет», – отстраненно подумал он, и вдруг неведомая сила толкнула Нелюбова к жене, которая, заметив, что муж рванулся к ней, тоже бегом бросилась навстречу.
– Прости меня, прости… – шептал Нелюбов, целуя жену в мокрое от слез лицо, в мягкие, податливые губы и, задыхаясь от нежности и любви, вдруг почувствовал, что Варя плачет и что-то ему говорит.
– Это ты меня прости… я не знала… я думала, тебя убили, – беззвучно кричали ее губы. Но Нелюбов, не слыша этих слов, понимал, все, что она ему говорит.
– Нет, это ты меня прости, – чуть слышно шептал он в ответ. Борису стало все равно, что сейчас думают о них многочисленные прохожие, и он вновь и вновь целовал губы, глаза, лоб, щеки…
Но прохожим было одинаково безразлично и чужое горе, и чужое счастье. Их совершенно не интересовала эта нечаянная встреча мужа и жены, и лишь два человека пристально наблюдали за этой сценой. Первым любопытствующим была Лидия Ковальски, которая из окна вагона смотрела на Нелюбова и Варю и думала, что в этой жизни уже никто и никогда не будет так беззаветно и нежно ее любить. И не потому, что она, Лидия Ковальски, не может вызвать подобной любви; чтобы тебя любили такой любовью, нужно уметь самой так любить: без оглядки, без памяти и без грязи и корысти в душе.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
