— А моя мать, — перебил его Людо, — она получила мое письмо?
— Что да, то да, получила. Она мне и сказала, где тебя найти. Я так не верил. Все думали, что ты погиб. Легавые тебя повсюду искали. Прочесывали лес, облазили реку и все такое. Но здесь есть, где спрятаться, в этих чертовых местах… И ты нашел лучшее убежище.
Внезапно он схватил Людо за левое запястье.
— Знаешь, я не верил, что ты с приветом, малыш, не верил я этому… Я всегда говорил твоей матери и кузине тоже, что он немного странный, этот паренек, немного простоватый, но чтобы псих — нет, ни в коем разе!..
Он отвел взгляд.
— Только после истории с пожаром, понимаешь, я увидел, что они правы, но сам я никогда бы не поверил.
Людо опустил голову.
— Моя мать не приехала, — произнес он потерянным голосом.
— …Пожарные сомневались. Говорили о коротком замыкании из–за фонариков. Но твоя мать была уверена, и кузина тоже. Ясли сгорели полностью. Горело даже в трубе, потому что там было полно птичьих гнезд. Еще повезло, что они все там не сгорели.
Мишо погладил обшивку «Санаги» и вздохнул.
— Скажи–ка, да эта посудина не такая уж и старая… Немного потрудиться — и ее можно было бы довести до ума… Будь я моложе лет на двадцать, я бы, пожалуй, взялся.
Людо провел его на судно и показал свое пристанище.
— Так когда моя мать за мной приедет? — спросил он умоляющим тоном.
Мишо этот вопрос, казалось, поставил в тупик.
— Ну… этого я не знаю. С ней не угадаешь… Она всегда все делает по–своему. Мне она ничего не говорила… Впрочем, тебе, может быть, и не стоило ей писать… Теперь у нее есть твой адрес.
Людо на плоту переправил его на берег. Высаживаясь, Мишо замочил брюки. Он пообещал прийти еще и пошел не оборачиваясь.
В эту ночь Людо снилась гигантская рука, пытавшаяся его раздавить.
Прошла неделя. Людо каждый день приходил в Бюиссоне. но никого не видел. Ставни были закрыты. На обратном пути он делал крюк и возвращался через Ле Форж. Бернар был не столь любезен, как раньше, и при появлении Людо делал вид, что занят мытьем посуды или увлечен игрой в электрический бильярд. Людо расплачивался за горячее молоко стофранковыми купюрами и регулярно забывал сдачу на столике. Назавтра он обнаруживал ее в конверте вместе с аккуратно составленным счетом. Его карманы были набиты мелочью и смятыми купюрами, которые он терял, сам того не замечая, на каждом шагу. Хозяйка лавки относилась к нему по–прежнему и, несмотря на то, что он в открытую сорил деньгами, отказывалась брать у него деньги за леденцы и банки паштета.
— Ты хороший парень, — повторяла она, — по–настоящему хороший парень. Не знаю, что ты в наших краях делаешь, но ты хороший парень.
И Людо говорил себе, что она права, что он действительно лучший из всех парней, которых он когда–либо знал.
По возвращении он находил на пляже у «Санаги» Панурга и Куэлана.
— Что это тебя опять понесло в деревню? — возмущался последний. — Подонки они там все и сплетники. Смотри, парень, нарвешься. Нечего туда ходить.
Однажды вечером, машинально заглянув в свой почтовый ящик, Людо нашел записку от Амандин, которая назначила ему на следующий день встречу на судне, чтобы пополдничать.
«Когда наступает прилив, ты не забираешь цветы, и их уносит море. Если так будет и дальше, я перестану их приносить…»
На обратной стороне конверта, наискосок, каллиграфическим почерком было написано: З.Т.П.
Она пришла в назначенное время, с проказливо–радостной мордашкой, в куртке небесно–голубого цвета, босая, с пляжными сандалиями в руках. Людо ожидал ее у форта.
— Здластвуй, — произнесла она, нарочито картавя. — Мадленки[27]принес?
— А что это такое? — с беспокойством спросил он.
— Если нет мадленок, я не хочу лезть на борт. К тому же, здесь кругом вода. Если, конечно, ты не отнесешь меня на спине. Видал мои камешки?
Она встряхнула маленькой полотняной сумкой.
— Есть белые и черные. Я собрала их на пляже. Из них можно складывать церкви и людей, и лошадёв тоже… Знаешь, что такое З.Т.П.?
Людо ответил, что нет.
— Ну, так я тебе и не скажу.
В конце концов она перебралась через лужу, возбужденно повизгивая. Уперев кулаки в бока, она с комичным возмущением разглядывала лаз у себя над головой. Людо подсадил ее и поднялся вслед за ней. Обустроенная своим хозяином, «Санага» теперь казалась тесной, как каморка лилипута. Каюта, похожая на кукольный будуар, привела девочку в восторг. Она захлопала в ладоши при виде осыпавшихся букетов в бутылках из–под кока–колы. Восторгаясь и смеясь, она заглянула во все места, начиная от камбуза и кончая рулевой рубкой, не желая упустить ни одно из этих чудесных сокровищ. Она задавала Людо множество вопросов: о кухне, о двигателе, о том, как он работает, едет ли корабль быстрее, чем ее велосипед, доберется ли она на нем до Бордо, где живет зимой, бывает ли Людо страшно ночью.
Людо отвечал, как умел, и иногда, разойдясь, начинал фантазировать, рассказывая о странах, в которых бывал разве что в мечтах: саванне, тайге, которая в его воображении была как две капли воды похожа на леса, окружающие Бордо.
— Как у тебя красиво!.. Но мне не нравятся рисунки. Я умею рисовать лошадёв. Только надо говорить лошадей, когда много лошадёв. Я принесу тебе мои рисунки, если мама разрешит.
На полдник Людо приготовил ей горячее молоко.
— А я хотела шипучку… С мадленками. чтобы макать…
— У меня этого нет, — обиженно произнес Людо.
— Неважно. — примирительно сказала маленькая жеманница. — Будем считать, что молоко — это шипучка, а хлеб — мадленки. А потом, ты ведь мой папа. Что это там свистит?
— Свистящий буй.
— А чего он свистит?
— Там песчаная мель. Вот он и свистит…
— А твоя мама добрая?
Людо покраснел и пробормотал, что она очень добрая и что скоро она приедет и заберет его.
— А я уже большая, — объявила Амандин, показав язык. — Моя мама уже не приходит меня забирать. Я сама хожу домой… Ну что, ты так и не догадался?
— Чего не догадался?
— Про мой секрет… З.Т.П… это значит «запечатано тысячей поцелуев»…
В этот момент Людо показалось, что он слышит какие–то крики, и он поспешил на палубу.
На берегу стояла перепуганная мать Амандин, которая разыскивала свою дочь, не смея и предположить, что та могла ослушаться и сделать такую ужасную глупость — прийти сюда к «своему папе». Ее папа!.. Этот бомж с Санаги, жуткий псих, о котором говорили, что он сбежал из сумасшедшего дома, и которого со дня на день должна была поймать и увезти полиция. Она нашла велосипед в дюнах, вокруг никого не было, и она была в ужасе оттого, что солнце уже садилось. Когда она подходила к разрушенному судну, выкрикивая имя дочери, воображение ее было так воспалено, что она была готова умереть, убить и уже представляла, как псих с корабля выходит к ней и бросает к ее ногам окровавленный нож.
