29. Зверинец Зиновии
Звенеть бокалам, музыке играть,
Пока есть время — юным пировать!..
Поста нам все равно не миновать.
Рюккерт[66]
Карнавал приближался к концу. Веселая компания, которую возглавляла Зиновия, в последние дни без устали кочевала с праздника на праздник. Все никак не могли успокоиться. Санной прогулкой день начинался, завершался же танцами и играми.
Так незаметно подошел канун Великого поста. До самого утра продолжался бал в замке графини. Поспав немного на соломе, постеленной прямо в зале, господа на санях отправились в Михайловку. Здесь сели играть в рулетку, а на кухне дворня тем временем стряпала — к обеду и ужину одновременно. Дамы поочередно удалялись, чтобы навести последний лоск на свои туалеты, потому что веселые дни Масленицы собирались завершить маскарадом.
После сытной трапезы каждый ненадолго прикорнул прямо там, где его сморил сон. Февадия задремала в большом бабушкином кресле, Винтерлих — под обеденным столом, дядюшка Карол — на вышеозначенном столе, а Феофан — перед дверью Зиновии.
Когда стемнело, начали наряжаться. Музыканты настраивали инструменты, и скоро танцевальный зал заполнился цыганами, неаполитанками, арабами, индусами, шотландцами, рыцарями времен короля Собеского, мифологическими и литературными персонажами.
Сергей, одетый Гамлетом, стоял, прислонившись к одной из деревянных колонн, украшавших вход, и глядел на проходящих мимо него пестро разряженных привидений. Зиновия шла с Каролом: он — в образе Геркулеса, с веретеном в руке; она — как Омфала, с львиной шкурой на плечах, сжимая палицу.
Февадия преобразилась в московскую боярыню семнадцатого столетия и напоминала ожившую коробку с красками. Ее высокий, похожий на диадему головной убор сверкал золотом, фальшивыми бриллиантами и жемчугами. Серебряные каблуки желтых сафьяновых сапожек цокали, как копыта рысистой лошади.
Лидия в костюме знатной китаянки и Алена, одетая голландской крестьянкой, смотрелись очень эффектно, как, впрочем, и Аспазия, представлявшая фурию Столетней войны, королеву Изабо.[67]Графиня Коморовская в роскошном одеянии Альдоны из «Конрада Валленрода»[68]появилась под руку с майором, вступившим под своды зала в образе великого магистра Тевтонского ордена.
На Винтерлихе был костюм нищенствующего монаха, Лепернир играл роль пажа эпохи Анны Австрийской.
— Ну, как дела? — спросила Зиновия меланхоличного Гамлета, легонько похлопывая его по плечу. — Все не можете позабыть бедную Офелию?
— Ты же знаешь, прекрасная царица, — возразил Сергей, — что я слегка помешался, а дураки всегда упрямы.
— Такое помешательство излечимо.
— Как?
— По методу Гиппократа, огнем и железом, — ответила Зиновия. — Хочешь, я тебя вылечу, несчастный Гамлет?
— Ты кажешься мне опасным врачом.
— Здесь поможет только одно средство. Пламя новой любви и рабские цепи, наложенные красивой женщиной.
— То есть тобой?
— Почему бы и нет. Короткая узда вам бы очень пошла, принц…
В этот момент к прекрасной царице приблизился Натан Мудрый — господин Менев — и разлучил ее с датским принцем. Зато теперь к принцу подошла статная турчанка в белом, расшитом золотой нитью бурнусе, который оставлял открытыми ее изящные ножки в красных парчовых чувяках и великолепные руки, унизанные серебряными браслетами. Турчанка пристально посмотрела на Сергея из-под плотной чадры, целиком закрывавшей ее голову, и протянула ему букет.
— Это ваш «селям»? — с улыбкой поинтересовался Гамлет.
— Именно так, — ответила она звонким голосом. — Сумеешь разгадать его смысл?
— К сожалению, я слишком плохо знаю язык цветов, — сказал принц, с веселым любопытством разглядывая букет.
— Хочешь, я тебя научу?
— Прошу тебя.