Они ходят по кругу, между несколькими стеллажами. Стоят неподвижно, только иногда водя глазами за проходящими мимо. Лежат на спинах, перекатываясь с боку на бок. Размеренно, механически копулируют. Разговаривают. Ритмично кивают головами и с равными промежутками поднимают руки для того, чтобы подчеркнуть весомость своих слов. Просовывают руки сквозь прутья клеток, хватают сидящие там жертвы и вырывают у них клочки тела, выдавливают глаза, вырывают языки. Пляшут, ритмично ударяя ступнями по земле под звуки неслышного другим барабана. Стоят на коленях, сложив руки ладонями, иногда наклоняясь и ударяясь лбом о пол. И ещё иначе… и еще…
Некоторые одеты, другие в лохмотьях, едва прикрывающих тела, остальные голые либо в странных панцирях, оплетенных проводами костюмах, с дрожащей, выпирающей из кожи массой. Многие казались хорошо упитанными, в приличном физическом состоянии, но попадались и люди явно изголодавшиеся, с костлявыми телами и впалыми животами, были и толстяки с телами из вырожденной, разбухшей ткани.
Даниель предпочитал не думать, как выглядят те, что сидят в клетках.
И все это было облито мерцающим, стробоскопическим светом, то и дело исчезало во тьме и вновь возникало. Картина моментами смазывалась, теряла резкость так, как бывает, когда смотришь в неотрегулированный бинокль. Невозможно было надолго сосредоточиться на одном месте или человеке, потому что они тут же растворялись во мраке, затуманивались, утрачивали первоначальную форму. Клетки, которые ещё минуту назад поблескивали серебром, создавая красивые композиции, вдруг начинали походить на грязные бараки, установленные ровными рядами и опутанные черными заграждениями.
Иногда между постройками и людьми появлялись другие объекты. Сферические, насекомоглазые, со множеством лапок. Между ними кружились маленькие машины, задерживаясь около некоторых, что-то там делали, иногда хватали медленно идущих людей, опутывали их своими щупальцами, вероятно кормили и исследовали.
Призрачный «город» тянулся во все стороны до границ видимости.
– Опускаемся, – сказал Даниель.
Солдаты молча двинулись за ним.
* * *
– Расстояние без изменений, – сказал Клике.
– До чего? – спросил клона Даниель.
– До цели. Строения. – Клике указал на высокий стеллаж с клетками.
– Что значит «без изменений»? – спросил Даниель.
– Сонар указывает, что мы не приближаемся к ним.
Даниель оглянулся. От основания холма их отделяло не меньше ста метров. Странно. Сверху казалось, что достаточно спуститься и тут же окажешься между клетками. Однако до них все ещё было довольно далеко.
– Расстояние от холма?
– Девяносто семь метров.
– Они управляют пространством, – сказал Корольян, – и могут сделать с нами что угодно.
– Например, свалиться на голову. – Форби указал пальцем наверх. Точно над ними висела ритмично раскачивающаяся гигантская гроздь коргардских кораблей.
– До них не меньше трех километров, – проворчал Пушистик.
– Они распоряжаются пространством, – повторил Корольян. – Мы здесь вроде назойливых насекомых. Как только зажужжим громче, они прихлопнут нас хлопушкой.
– Что у нас под ногами?
– То же, что и на стенах. Органика.
– Органическая химия германия? Невероятно.
– Не будь дураком, Айвен. В этой вселенной возможно все.
– Заткнитесь, – прервал их Даниель. – Они идут к нам.
Из-за клеток выходили люди. Они двигались неуклюже, странно волочили ноги, перекривившиеся, скособоченные, деформированные. Медленно, широкой волной они шли на солдат. Из-за «бараков» выходили все новые и новые, толпа густела, лавина искалеченных людей начала изгибаться, охватывать солдат со всех сторон.
– Делегация для торжественной встречи? – бросил Форби.
– Скорее банда зомби, – буркнул Ренделл.
– Активировать сопроцессоры, – приказал Даниель. – Зарядить головки. Желтая тревога.
Плотная толпа была все ближе. Между людьми шныряли маленькие насекомоглазые машины. У всех узников были широко раскрыты рты, словно замершие в громком крике.
Солдаты встали в круг, в центре которого находился Клякс Клике, державший переносной генератор силового поля.
– Есть данные, – доложил Корольян. – Я опознал нескольких человек. Все эти люди с очень высоким уровнем «ста характеристик».
– Такие, как мы, – буркнул Пушистик.
– И Риттер, – добавил Форби.
– Они приближаются!
– Активировать поле! Не стрелять!
– Они нас окружают!
– Сохранять спокойствие.
Уже не десятки, а сотни людей молча двигались на солдат. Их линия изогнулась, охватила «пузырь» защитного поля, отрезая десантникам обратный путь на холм, где стояли модули, осуществляющие гиперпространственную переброску.
Движения узников, жесты, реакция были неестественными. Они шли, не обращая внимания на соседей, пробивая себе путь, часто сталкивались, тогда некоторые падали, другие начинали вертеться вокруг собственной оси, третьи на мгновение замирали, потом продолжали движение. Поваленные на землю с трудом поднимались, их пинали и толкали другие.
Несколько раз Даниель замечал в толпе более активное движение. Узник останавливался, оглядывался, начинал что-то кричать, иногда пытался бежать. Однако это продолжалось всего несколько секунд. Потом совершенно неожиданно человек снова становился безвольным автоматом, продолжая двигаться к солдатам.
– У них на мгновение восстанавливается сознание! Вы видели? – спросил Хоффман.
– Не обязательно. Это могли быть побочные эффекты стимуляции, возразил Корольян.
– Что будем делать?
– Подождем, пока они подойдут к границе поля, – решил Даниель. – Ищите Риттера. Если поле их не остановит, снова отправимся наверх.
– Будем стрелять?
– В крайнем случае. Только в крайнем случае.
– Вы слышите? – В голосе Хоффмана прозвучал страх.
– Что случилось?
– Шепоты! Вы слышите эти голоса?
– Мы изолированы от внешнего мира.
– Голоса. Я четко слышу…
– Я тоже, – спокойно сказал Ренделл. – Это… что-то странное… А, чтоб тебя!
Тут услышал и Даниель. На пределе фиксации, в глубине сознания, в самых дальних его закоулках родился мелодичный шепот. Нечленораздельные голоса складывались в странную фразу, которая, ещё секунду назад бывшая просто звуком, превратилась в изображение. Даниель не смог его запомнить, хотя знал, что мозг фиксировал странную картину. Сразу после этого изображение уступило место мыслям, удивительному чувству, будто он что-то знает, что-то понимает.
