«Да? А вот мой приятель Анвин может подтвердить противоположное», – подумал я, но решил вопрос о Троксе пока замять. Передо мной стояла куда более насущная проблема, требующая немедленного решения. Как бы мне все-таки поговорить с Дарси наедине, а?
«Майкл, Эми и Робин Дарси!» – подумал я. Дело начинало проясняться. Эти трое – наиболее активные члены компании, активные посредники. В эту группу входят по меньшей мере еще трое. Эвелин, тот парень, что вчера вечером исполнял обязанности охранника, – терпеливый, преданный и вооруженный. Шестым, вероятно, был тот пилот, что вел арендованный самолет, в котором меня увезли с Трокса с завязанными глазами.
Все они время от времени носят оружие, но Эвелин, с ее драгоценностями, самоуверенностью и склонностью к безапелляционным суждениям, пожалуй, более, чем кто бы то ни было, способна нажать на курок просто так, с бухты-барахты. Так что именно ее следует бояться больше всего.
Я развернулся в сторону гостиной, чтобы лучше видеть Майкла, и спросил:
– Из-за чего, собственно, весь этот шум? Что вам нужно?
– Письма на немецком.
– Какие письма? – спросил я.
Судя по всему, точно этого не знал даже Робин Дарси. Если бы Крис не рассказал ему о шуточке, которую он сыграл с Оливером Квигли, то остальные, возможно, и вовсе не узнали бы о существовании этих немецких писем.
Возможно… впрочем, в их неразберихе возможно все.
– Кому вы загнали эти письма? – осведомился Майкл.
«О черт!» – подумал я. И снова спросил:
– Какие письма?
– Ответьте ему, – посоветовал мне Дарси. – А то вам же хуже будет.
Я же думал о том, что наша беседа, если это можно назвать беседой, развивается весьма неплодотворно. Они хотят одного. Я – другого. Теперь моя очередь. Пора.
И я спросил у Эми:
– Кстати, как выступала ваша лошадь в субботу на Колдеровских скачках?
Я мог бы с тем же успехом метнуть гранату. По вытянутой руке Эми пробежала взрывная волна, и черная дырочка на конце дула уставилась в пол вместо моего пупка. Теперь я окончательно убедился, что Эми тоже использует ипподромы как места встречи с клиентами. Длинный список, отосланный мною в Кенсингтон, содержал места и даты скачек, в которых участвовали лошади Эми. Это служило ей прикрытием. Эти списки были одной из возможностей, требующих подтверждения. Я подумал, что теперь Джон Руперт и Призрак будут хотя бы знать, где искать.
Робин Дарси окаменел.
Майкл Форд развернул свои внушительные плечи.
Вошла Эвелин. Эвелин привела того самого шофера-телохранителя. Его никто не представил, но прочие обращались к нему «Арнольд». На нем уже не было бейсболки, и держался он не как работник, а как равный. Я бы его и не признал, если бы накануне не имел возможности изучать его в течение двух часов.
Арнольд был в черной рубашке, и под мышкой у него на сложной сбруе висела кобура.
Я родился и вырос в обществе, где носить оружие как-то не принято. У нас в Англии даже полицейские оружия не носят. Самому мне никогда прежде стрелять не приходилось, и я об этом ни капельки не жалел. Но сейчас, в доме Дарси, я чувствовал себя голым. Соваться с голыми руками в перестрелку – это прямой путь на кладбище.
Даже у Эвелин был пистолет – тот самый, вчерашний, и, видимо, заново заряженный. Атмосфера в комнате приближалась к точке кипения, но взывать к благоразумию хозяйки было бесполезно – она с ее пронзительным, угрожающим голосом только подольет масла в огонь.
Один лишь Робин Дарси, на данный момент безоружный, в тревоге пытался остудить пыл своих «коллег».
Однако воинственность Майкла Форда только нарастала. Он, похоже, сам себя накручивал. Он играл мышцами, как будто накачивал их только затем, чтобы иметь возможность набить кому-нибудь морду. Я понял, что означает выражение «рвется в драку». И принялся машинально соображать, как же мне надо себя вести, чтобы Майкл не видел во мне противника.
Однако Перри Стюарт, который носил величественный бабушкин плащ, почему-то не мог – или не желал – изображать смиренную овечку. Не знаю, что за вызов прочел Майкл на моем лице, но он только сильнее рассвирепел.
Эми, которая, похоже, видела своего супруга насквозь, явно решила поставить на фаворита, рассчитывая не просто выиграть, но и отбить у меня охоту впредь противоречить ему. Она улыбалась. «Ей нравится смотреть, как он дерется! – осознал я. – Ее это возбуждает! Окажись она в древнем Колизее, она была бы среди тех, кто требовал крови гладиаторов».
– Давай, Майкл! – подзуживала она. – Пусть выкладывает, куда он на самом деле девал те немецкие письма! Неужто ты позволишь ему уйти безнаказанным? Врежь ему как следует!
Никто из них – если не считать Робина Дарси – не проявлял ни малейшего желания обсуждать что-либо, в том числе и немецкие письма, не размахивая оружием. Похоже, сейчас они были просто не способны судить здраво. Они осыпали меня разнообразными угрозами (хотя об аллигаторах речи не было). И вот наконец внутренняя необузданность Майкла, подстегиваемая и разжигаемая криками и воплями прочих, прорвалась наружу, точно лавина: она постепенно набирала разбег, пока не обрушилась на меня всем своим весом.
Майкл Форд налетел на меня с кулаками и отшвырнул назад, прямиком на какой-то комод с весьма острыми углами. Его жена встретила этот подвиг восторженным возгласом.
Эвелин и Арнольд зааплодировали.
Один хозяин промолчал.
Я пытался остановить натиск Майкла, отчаянно тыкая кулаками куда попало, пинаясь и брыкаясь, но ему все это было нипочем. Он-то ведь был профессиональный боксер. Даже будь я в наилучшей форме, все равно бы мне не одолеть его в драке.
Майкл не спешил. Бил с толком, с расстановкой, давал мне прочувствовать каждый удар.
В какой-то миг мне удалось оторваться от него. Майкл остановился перевести дыхание, и я отбежал на другой конец гостиной, перекатился по лучшему ковру Эвелин и сбил с ног Дарси. Я притянул его голову к себе за волосы и шепнул ему на ухо, отчетливо, но с немалой долей отчаяния:
– Отворите дверь на веранду и ступайте спать!
Я еще успел заметить, как Робин изумленно расширил глаза, но тут на меня вновь налетел Майкл и, под нарастающий безумный рев болельщиков, вновь принялся доказывать мощь своих мускулов. Похоже, он позволил себе оторваться на всю катушку исключительно потому, что в повседневной жизни ему слишком редко представлялась такая возможность.
Было очевидно, что мое поражение близко. Я уже был повержен на колени, как морально, так и физически, когда Дарси наконец-то добрался до тяжелых раздвижных застекленных дверей на веранду. Сам я к тому времени был бы просто не в состоянии раздвинуть тугие створки, но, когда я увидел, как Робин Дарси отдернул в сторону огромную стеклянную панель, когда я услышал рокот дверных роликов и шум волн на берегу и почуял соленый запах моря, когда передо мной открылся путь к спасению, я собрал все остатки сил, недоеденные чертовыми микобактериями, выкатился из-под топочущих ног Майкла, прополз несколько шагов на четвереньках, точно младенец, напрягся, рванулся… и успел добежать до середины веранды прежде, чем они опомнились и с криками ринулись в погоню.
