Водитель посмотрел сначала на командира, потом на дока и покачал головой.
Они не двинулись с места: два мнения перевешивали одно, и цена ошибки была слишком велика. Но они и не побежали дальше, давая призрачному голосу последний шанс на спасение.
И он этим шансом воспользовался. Правда, док был готов поклясться, что это другой голос, не мужской, а женский, и кричал он не «Помогите!», а что-то неразборчивое – на одной высокой ноте, но уверенность в том, что он не ошибся, только окрепла.
Теперь командир и водитель тоже это слышали. Старший снова достал рацию:
– Внимание всем! Восемнадцатый экипаж! В перегонном тоннеле слышны человеческие голоса. Возвращаемся.
Он знал, что стоит вернуться немного назад, и связь прервется. И еще он знал, что там действительно есть люди.
Константинов обнаружил, что ползет прямо к краю платформы – туда, где плескалась черная вода. Тяжелые шаги за спиной раздавались все ближе и ближе. Константинов не оборачивался, но он физически ощущал, что Гарин уже совсем рядом. Еще до того, как цепкие пальцы схватили его за шиворот, он сжался в комок и закрыл голову руками.
Гарин задрал пиджак на спине Константинова и нащупал брючный ремень.
– Так говоришь, ты – первый? Да?
Константинов молчал. Голова кружилась, как в детстве, когда он слишком долго катался на карусели.
– Ты думал, что можно вот так вот, просто… За моей спиной? – продолжал Гарин.
К горлу мерзостным шершавым комком подступала тошнота. Константинов с усилием проглотил слюну. Он напрягся, пытаясь поймать то, что вертелось на языке, и сказал, как сплюнул:
– Да пошел ты…
– А-а-а… – радостно сказал Гарин. Казалось, это именно то, что он хотел услышать. – Пошел я?… Пошел ты!!!
Резким рывком он вздернул Константинова над полом и тут же с силой бросил вниз. Удар вышиб из легких весь воздух, Константинов даже не смог закричать от боли, разразившейся в правой лодыжке. Он ждал, что вотвот потеряет сознание, и тогда станет легче. Спокойно и хорошо.
Но он не потерял сознание. Он словно видел себя со стороны: вот Гарин снова хватает его за шиворот и тащит к краю платформы. Константинов пытается вяло отбиваться. Гарин сильнее, руки и ноги у него целы, и у него не раскалывается голова. И к тому же он безумен. Он не в себе.
И он его сейчас утопит.
Константинов уже видит край платформы, за которым – такая близкая и такая черная! – плещется вода. Вода наступает на него или он падает в воду – непонятно. Совершенно непонятно, но ясно одно – конец уже близок.
Фантасмагорическую картину довершает последний, чересчур эмоциональный штрих. Мертвец, плавающий на поверхности, вдруг поднимается, открывает глаза и смотрит прямо на Константинова. Смотрит – и начинает орать. Так истошно, что этот крик сокрушает Константинова, гасит последние проблески сознания.
«Боже мой, да это же все не наяву!» – догадывается Константинов и проваливается в черноту. Как в воду.
– А-а-а-а-а!!! – визжала голова, внезапно возникшая из воды.
Крик был настолько неожиданным и сильным, что Гарин разжал руки и попятился. Тело Константинова безвольно, как мешок, опустилось на пол на самом краю платформы.
– А-а-а-а-а!!! – вопила голова, не останавливаясь ни на секунду.
Сначала Гарину показалось, что с головы свисают пучки водорослей, но, приглядевшись, он понял, что это просто мокрые волосы.
– А-а-а-а-а!!! – крик длился еще несколько секунд и потом вдруг оборвался, так же неожиданно, как и начался. – Эй, мужики, мужики! Какого хрена вы тут делаете?
– Галочка?… – неуверенно выдавил Гарин.
– Нет, русалка подземная, – огрызнулась она. – Руку давай, чудила!
Гарин почувствовал себя так, словно кто-то отхлестал его по щекам. Он посмотрел на избитого Константинова, валявшегося у его ног, и неожиданно ощутил приступ жгучего стыда. «Я не хотел», – чуть было не вырвалось у него, но это было неправдой. Он именно хотел.
Гарин шагнул вперед, протянул Галочке руку и помог подняться на платформу.
– Что это с ним? – спросила Галочка, показывая на Константинова.
– Да так… – Гарин пожал плечами.
«Главное, не что с ним, а что со мной», – подумал он.
– Ну вы даете, мужики… Я из-за вас вся поседела. – Галочка принялась отряхивать пальто.
– Поседела? – Гарин пытался вспомнить ее в вагоне и не мог.
«Она уже была седая или поседела сейчас? – мелькнула мысль. – Не удивительно – нам всем столько довелось пережить…»
– Ну да. Все из-за вас, из-за долбаных мужиков. Еще в восемьдесят втором году поседела вся, ни одного черного волоса…
– Помогите! – раздался вскрик откуда-то слева.
Гарин и Галочка, как по команде, обернулись.
Парень сидел на полу и прижимал к себе девушку. Он раскачивался из стороны в сторону, точно пел ей тихую колыбельную. По его щекам текли слезы.
– Помогите! – прошептал парень. – Она почти не дышит…
Теперь они бежали в обратном порядке: док впереди, водитель за ним и старший замыкающим.
Рация в кармане командира экипажа тихо потрескивала, сквозь материю пробивался еле заметный зеленый огонек.
Все трое бежали молча, не сбивая дыхания и даже не удивляясь, откуда берутся силы. Просто не было времени об этом задумываться.
Голоса, доносившиеся со стороны заброшенной станции, с каждым шагом становились громче и яснее. Сомневаться не приходилось: там были люди.
Док слышал крики «дыши!», суету и топот шагов. Он первым выбежал на станцию, забросил чемоданчик на платформу и запрыгнул следом.
В дальнем углу спасатель увидел людей. Их оказалось даже больше, чем он ожидал. Высокий мужчина в черной кожаной куртке обернулся, услышав шаги у себя за спиной. Его взгляд мгновенно поймал в прицел чемоданчик с красным крестом на боку.
– Астматический статус! – выкрикнул он вместо слов приветствия или радости. – Преднизолон? – спросил он и показал на девушку, безжизненно лежавшую на руках молодого парня.
Док на бегу помотал головой.
– Адреналин подкожно!
– Побольше! – кивнул мужчина.
Это был весь их разговор. Других фраз не потребовалось.
Док открыл чемоданчик, отломил носик ампулы и быстро набрал в шприц лекарство; мужчина тем временем закатывал девушке рукав. Док собрал тонкую кожу в щепоть и толкнул в нее острую иглу. Едва он нажал на поршень, веки девушки затрепетали, и она сделала первый шумный вдох.
– Уходим!
Гарин не разобрал, кто это крикнул. Да это было и неважно – кто бы ни крикнул, все, собравшиеся на заброшенной станции, понимали, что медлить нельзя: вода подступила почти вровень с платформой.
