готов.
— Хорошо, — ответил я. — Отсюда я сделаю вывод о ненадлежащем качестве оказания услуг, и дело закроем.
Зоя поторопилась и попалась на крючок «нового и неизведанного». Ее обманули на словах, но не на бумаге — там все чисто и ровно, как всегда. Это повод насторожиться любому человеку: если вам говорят одно, а в договор пишут другое, это значит, что с высокой долей вероятности вас пытаются наколоть.
В договоре медицинская организация обещала произвести пересадку кала, содержащего набор бактерий от здорового донора. Без гарантии результата, без показаний, для чего именно это делается. В такой формулировке все исполнено надлежащим образом — ей же фактически пересадили кал? Пересадили. Какие претензии? А о том, что при пересадке врач говорил: «Вот сейчас-то и стул наладится, и кожа засияет, и сахар придет в норму, и вообще все будет хорошо», — в договоре написать забыли. Зоя, наученная мной, все же пыталась спросить: «А почему гарантий в договоре нет?» На что ей ответили: «Процедура медицинская, как в результате получится — зависит только от вашего организма, мы точно предсказать не можем, но все-то делают, а вы ж чего? Бояться будете или как? Поэтому принимайте донорский кал и надейтесь на лучшее». Ну вот, понадеялась. Своего кала не было, подвезли чужой, да и тот не сгодился.
Первые заседания были эмоциональными. Судья всеми силами держалась, чтобы не заржать, представитель медицинской организации уверял, что все услуги выполнены качественно, а Зоя обмахивалась розовым веером и постоянно предлагала показать фото доказательств неэффективности лечения.
Мы вызвали в качестве свидетеля доктора, который проводил процедуру, однако он не явился. Это сыграло нам на руку, поскольку я заявил, что было бы неплохо выслушать настоящую вторую сторону. Доктор не только проводил процедуру, но и давал устные гарантии. В деле с физическими лицами важно все, а не только то, что написано в договоре. Представитель ответчика сказал, что доктор сильно загружен работой. Зоя прокомментировала:
«Намывает новые порции».
После выступления нашего эксперта судья объявила перерыв на пять дней. За это время я получил предложение от медицинской организации дело закрыть миром с выплатой компенсации и подписанием соглашения о неразглашении. Зоя от предложения отказалась, поскольку собиралась в турне по ток-шоу со своей историей неудачной пересадки.
В иске нам отказали. Выйдя из зала заседания, Зоя процокала на каблуках к представителю клиники, подняла указательный палец с коричневым лаком на ногтях и прошипела:
— Ну, держитесь, говномои, я вас прославлю на всю страну!
— Не болейте, — ответил представитель с наглой ухмылкой.
Семнадцатого января умерла Жанна.
Незадолго до этого я, признанный по суду опекуном, перевез ее в хоспис. Она так и не пришла в сознание, о приближающейся смерти меня предупредили врачи за сутки. Я сообщил Полине, но она даже не ответила на сообщение.
На похороны я никого не пригласил, даже маме не сказал, когда и где пройдет прощание. Стоя в зале крематория в полном одиночестве и глядя на закрытый гроб, я пытался понять, почему жизнь Жанны сложилась именно так. Последние четыре года она совсем не жила, а готовилась уйти. Вот наконец ушла. Мне было ее до боли жаль. Когда в прошлый раз испытывал подобное чувство, я понял, что прошла любовь и дальше уже ничего не будет. Сейчас мне снова ее жаль, и впереди тоже ничего уже не будет. По крайней мере, у Жанны.
Дверь за моей спиной открылась. Я обернулся.
Между рядами деревянных кресел зала прощания стояла Соня в черном элегантном пальто. В руках она держала букет маруновых роз.
Соня медленно подошла к гробу, положила цветы. Села рядом и взяла меня за руку.
— Мне очень жаль, — сказала она.
Голова у нее была накрыта черным платком.
— Спасибо.
Она сжала мою ладонь.
— Витя, как вы?
— Не очень.
— Понимаю, — сказала Соня. — Это сложное время. Трудно подобрать слова, поэтому я просто побуду с вами рядом, если вы не против.
— Зачем вы пришли, Соня?
Говорить о делах на похоронах Жанны мне совсем не хотелось, но я понимал, что Соня здесь не просто так.
— Я пришла, чтобы поддержать вас.
— Откуда вы узнали про похороны?
— У ПАР обширные связи. Своих в беде мы не бросаем.
Я расклеился. На глаза навернулись слезы, мне захотелось разрыдаться, но я старался держаться. Это было непросто.
— Знаете, у Жанны всегда было все распланировано, — сказал я. — Единственное, что она не хотела планировать, — это нашу свадьбу. Она ни разу даже не взглянула на сценарий, не выбирала цветы. Даже свадебное платье утверждал я. Но в сам день она была такой счастливой! Все прошло чудесно, словно так все и было задумано, а на самом деле мы оба все пустили на самотек. Когда разбирал ее вещи в прошлом году, нашел блокнот. В нем были заметки по подготовке праздников. Годовщина нашей свадьбы, мой день рождения, 8 марта, что-то там еще. У нее все было записано. Она следила за тем, чтобы ничего не повторялось. И на последней странице я нашел заметку «Мои похороны». Не знаю, зачем она это спланировала. Она хотела, чтобы в последний путь провожал ее только я. Гроб должен быть черным, а венок белым. Никаких православных атрибутов и кружев. И букет темных роз. Гроб и венок я выбрал, как она хотела, а про розы забыл.
Сплю я плохо. Едва закрываю глаза, сразу вижу умирающую Жанну, высохшую и изможденную, в хосписной кровати. Она подключена к капельницам и аппаратуре, которая поддерживает ее жизнь. Этот эпизод сменяется другим: как я нахожу в своей кровати чужое белье, а потом крушу квартиру, разметеливаю металлической битой на мелкие кусочки все, что попадается под руку. Фантазия работает на полную катушку, и остановить это бесконечное кино невозможно. Я могу только переключать эпизоды и надеяться, что в какой-то момент эти фантазии становятся сном и я не грежу наяву, а хотя бы недолго, но сплю.
Тем утром я устал в очередной раз смотреть, как разношу в щепки квартиру, откинул одеяло и пошел на лоджию покурить. Солнце уже успело встать и спрятаться за серыми тугими тучами. Начинался очередной московский серый день.
Я стоял на коврике в одних трусах и торопливо курил сигарету, потому что, черт возьми, холодно. В другой руке у меня был зажат мобильный, который вдруг завибрировал. Видеовызов от Павла Отлучного.
— Алло, — сказал я.
Камера и звук включились. Порывистый ветер создавал шум в микрофоне, на меня, лучезарно улыбаясь, смотрел Павел Отлучный, освещенный ярким солнцем, на фоне
