же выносливый он, как конь.
Выпучиваю глаза от неожиданности. И меня так срубает от хохота, что Адочка чуть вверх не подлетает. Ха-ха-ха, валюсь на диван. Парни и Адочка, — эта исключительно из солидарности, — поддерживают меня смешками.
Смеховая терапия оказывает на меня благотворное воздействие. Напряжение последних дней, которого я не замечал, отпускает меня. Ощущение лёгкости, словно почти приросший к спине тяжёлый рюкзак скидываешь.
— Слушайте, ребята! — в голову приходит идея, и не нахожу причин её мариновать. — А давайте я вас на Карельский фронт командирую. Ставка решила всерьёз Финляндией заняться. Будете делать то же самое, но, во-первых, смена обстановки. Во-вторых, к столице ближе, ты, Яша, хотя бы по дороге к родным на ночку заедешь. В-третьих, разрешаю вам осторожненько, но побывать на передовой. Финны в контрбатарейной борьбе не сильны, так что не так опасно…
Парни резко воодушевляются, но затем начинают чесать репу.
— А как же здесь? Пропустим один выпуск?
— Без вас они не работали, что ли?
Из смущённого тыкмыканья кое-как добиваюсь описания положения дел. Штатные инструкторы, тянувшие лямку до прихода моих молодцов, быстренько сообразили, что благоприятный момент, вот он! И, не теряя времени, удрали на фронт.
— М-да… проблемка, — теперь я чешу репу.
— Ладно. Пропустим, так пропустим. Тогда у вас на всё про всё две недели. На Карельском фронте. Ну, плюс дорога на туда-обратно. А если кого-то подловим на выходе из госпиталя, то возобновим курсы.
Есть и резервный вариант. Центр боевой подготовки №2 в Смоленске, на базе артучилища. Так что без корректировщиков фронт не останется.
9 декабря, вторник, время 09:15
Минск, штаб Западного фронта.
Импровизированный небольшой кинозал.
Это вотчина моих комиссаров во главе с Фоминых. Вынужден признать, ребята пропаганду вытаскивают, надо будет отметить.
На экране ад, взгляд сверху. Сердце наполняется злорадным торжеством. Перед нами прокручиваются кадры, отражающие исполнение моей хрустальной мечты с самого начала войны. Массированная бомбёжка Плоешти. Тяжёлыми бомбардировщиками ТБ-7. Казанский завод наконец-то смог выпустить с лета, аж семь штук. Кто-то скажет мало, да я и сам так скажу, только есть пара резонов, снимающих остроту претензий. Во-первых, параллельно шли работы по модернизации машин. Во-вторых, жрут топливо, как мастодонты эпохи динозавров.
Что меня особенно впечатлило, — надо бы поощрить инженерный корпус завода, — полностью решена проблема герметизации и увеличения практического потолка до 11 тысяч 500 метров. Можно и на двенадцать километров выпрыгивать, если машина без бомбовой нагрузки.
Ничего даром не даётся. Кроме пятого движка-компрессора самолёт снабжается запасом жидкого кислорода, за счёт которого авиадвигатели не задыхаются на такой высоте. Экипаж расширен на пару человек: стрелок и двигателист, который и занимается подачей кислорода в двигатели. Оно вроде и без него может работать, но оптимальный режим лучше достигать под контролем специалиста.
Насколько понимаю, криогенные технологии тот ещё геморрой, но слава ВКП(б), мне туда влезать не надо. Итогом всех модернизаций стало небольшое падение грузоподъёмности, но не настолько заметное, чтобы обращать на него внимание. И возня с сжижающими кислород установками.
Ещё одно следствие улучшения конструкции — отправил свой воздушный КП на модернизацию. Остальные мои командующие, — у кого есть Фокке-Вульф-189, — последовали моему примеру.
Насколько понимаю, съёмки ведутся с одного из бортов с левого фланга и чуть со стороны.
Сначала внизу тёмная громада поверхности планеты, слегка оживляемая редкими слабыми огоньками. Флагманский борт, идущий впереди километрах в пяти, — остальным видны его огоньки, — сбрасывает несколько осветительных бомб. Мы этого не видим. Кинооператор делает паузу и включает съёмку, когда над поверхностью расцветают ярко светящиеся шары. Вот они! Нефтяные вышки, дороги, наливные ёмкости, недалеко НПЗ.
И начинается суета. Ого, сколько у них тут зениток! Заполошно мечутся по небу прожекторные световые пучки, мелькают вспышки зенитных орудий. Не, не достанете. Наши бомберы на высоте одиннадцати километров и пикировать не собираются.
Опять пауза и вот уже любуемся на поля разрывов, вспыхивающих один за другим. Нет необходимости пикирования и прицеливания, удар наносится по площади такого размера, что промахнутся невозможно. Бомберы опоражниваются кассетными бомбами один за другим. Площадь поражения, отмечаемая гигантскими кострами, всё увеличивается и увеличивается…
Кино кончается быстро, идёт всего пятнадцать минут. И то здорово. Оперативно киношники сработали, удар был нанесён в ночь с воскресенья на понедельник. Вспыхивает свет. Чуть помаргивая, привыкая к освещению, мой штабной генералитет переглядывается.
— Горит и рушится планета, — напеваю негромко, гадко ухмыляясь. — Над вашей родиною дым. А нам на всех нужна одна Победа. С ценою за ваш счёт не постоим…
Неожиданно для самого себя пробивает. Климовских, что сидит рядом, удивлённо косится, затем начинает трястись в приступе сдерживаемого смеха. На нас весело оглядываются остальные. Встаю.
— Ну, что товарищи? Огромная благодарность службам товарища Фоминых. Вы, Александр Яковлевич, представьте списки тех, кто обеспечил киносъёмку на предмет вынесения благодарности. Командира можно к Красной звезде представить. Пару-тройку медалей «За боевые заслуги» тоже не жалко. Про денежные премии не забудьте.
— А теперь пойдёмьте. У нас много работы. Особенно для авиации. С этого дня объявляю для Германии и всех её войск режим тотального воздушного террора, — после короткой речи продвигаюсь к выходу. Оживлённо переговаривающийся генералитет следует за мной. У нас, натурально, много работы.
9 декабря, вторник, время 20:30
Минск, ж/д вокзал.
— На позиции Адочка провожала бойцов, — что-то у меня сегодня настроение приподнятое, вот и заражаю им всех окружающих.
Адочка хихикает, прижимаясь к Шуре. Парни тоже оживлены. Только сейчас понимаю, как они застоялись без горячего дела. Молодые, кровь играет. Хоть они обучают курсантов любо-дорого, — их выпуск по результатам лучший, с изрядным запасом, — но до преподавательской работы надо немного состариться. Чтобы шило в одном месте не мешало. Пожалуй, так и надо с ними. Поработали с курсантами, прошвырнулись на передовую. Опять же там боевой стаж идёт, один к трём. Им, конечно, ни к чему, в армии не останутся, но может пригодится. Да само по себе активное участие в боевых действиях — огромный плюс в биографии. Их будущие дети будут иметь полное право гордиться своими отцами.
— Опять дети уезжают, — вздыхает Шурочка.
— Там спокойно, Шур, — утешаю. — Нет, ничего не скажу, стреляют и всякое может быть, но они инструкторами едут, а не в штурмовые части. А вы там в горячие места не суйтесь.
— Зачем нам соваться? — подёргивает вещмешок Яков. — Мы эти места создавать будем.
С
