более светлый вариант.
Достает подвеску из белого золота с голубоватым сапфиром. Украшение лаконичное и строгое. Мне нравится, мышке тоже должно зайти.
— А есть такие сережки? — уточняю я.
— Да, конечно, — девушка победно улыбается.
— Я возьму. А это что? — указываю пальцем в золотую мышку на витрине.
— Это подвеска с кристаллом Сваровски, обычно детям берут, но с голубым камнем тоже есть.
— Я возьму с голубым камнем, — сразу решаю я.
Смотрю, как изделия упаковывают в два разных футляра. В один мышку, в другой набор с сапфирами. Удобно. Можно растянуть подарки во времени. Забираю коробочки и спешу в офис.
Вечером Груша ставит передо мной тарелку с ужином и присаживается рядом.
— Ты знаешь, что твоя мама в курсе наших отношений? — мышка смотрит на меня с напряжением во взгляде.
— Не знаю, но ничего странного, я тебя не сильно скрывал, — беру приборы и начинаю разделывать мясо.
— Она тебе ничего не говорила? — Груша недоверчиво смотрит на меня.
— Что тебя удивляет? Я тоже никогда не комментирую личную жизнь мамы, — пожимаю я плечом.
— У твоей мамы активная личная жизнь? Но она же в разводе. И ты говорил, что она любила твоего отца, — Груша взирает на меня с соверешенно непонятным мне потрясением.
— Ты меня изумляешь, мышка. Мама развелась сто лет назад. После отца ничто не помешало ей еще раз выйти замуж. Она красивая женщина. Естественно, у нее есть личная жизнь, — встаю и достаю из холодильника каперсы.
— Мне кажется, я бы не смогла ни с кем встречаться, если люблю другого человека, — Груша задумчиво смотрит в окно.
— Чисто гипотетически, — начинаю я рассуждать, — если ты меня любишь, и если мы расстанемся, ты до конца жизни собираешься оставаться старой недодевой? — вопросительно выгибаю бровь.
— Именно так, — с вызовом отвечает мышка.
— Ну и дура, — почему-то ужасно злюсь, — я был прав, когда не хотел с тобой спать.
— Если бы у нас ничего не было, тогда бы я осталась просто старой девой, а не недодевой, — взрывается Груша, — потому что я уже тогда любила тебя, и мне никто не был нужен.
Ошеломленно утыкаюсь в тарелку взглядом, продолжаю по энерции разделывать еду. Пару месяцев назад с любой другой девушкой после таких признаний я сразу бы свернул все отношения. Теперь же не знаю, как я должен реагировать. Беру таймаут.
— Ты говоришь глупости, — говорю как можно спокойнее и отодвигаю тарелку, — прости, я что-то больше не хочу. Пойду приму душ.
Стою под горячими струями воды. От признания Груши в груди растекается теплая патока. Но что теперь со всем этим делать?
Накидываю банный халат и прохожу в гостинную. Немного думаю, какой из футляров достать.
Заглядываю в спальню. Груша лежит, уткнувшись в подушку. Кладу коробку на тумбочку и ложусь рядом с девушкой. Тяну ее к себе на плечо и вытираю пальцем слезы.
— Перестань, мышка. Никогда не плачь из-за мужчин. Тем более из-за меня. Ты реально считаешь, что будешь хранить мне верность всю жизнь?
— Реально считаю, — бормочет мне в шею Груша.
— Ты не ведьма, ты моя Пенелопаi, — чмокаю Ракитину в лоб и улыбаюсь дурацкой улыбкой. — У меня есть для тебя подарок.
— Какой? — шмыгает носом Ракитина.
— Закрой глаза и не подглядывай, — командую я.
— Хорошо, — соглашается Груша.
Поднимаю ее с постели и веду к зеркалу. Воспроизвожу картинку из детства. Прижимаюсь к спине Груши и застегиваю цепочку на шее.
— Можно открывать глаза, — уведомляю я.
— Мне очень нравится, Глеб, — негромко произносит Груша, потирая пальчиком камень, — но это очень дорого, я не могу ее принять.
— В таких случаях нужно просто сказать: «Спасибо, любимый!» и благодарно поцеловать, — строго вещаю я, — ты же воспитанная девушка, мышка? Там еще сережки. Я просто не знаю, как их нужно надевать. Примерь сама.
Вручаю Груше чехол, который она рассеянно берет в руки. Взгляд расфокусированный. Кажется, еще не отказалась от своей идеи все вернуть назад.
— Глеб…
— Вопрос закрыт, Груша. Ты встречаешься с мусульманином. Мы дарим золото своим женщинам. Если не возьмешь, то оскорбишь мои религиозные чувства.
— Спасибо, Глеб, — Ракитина поворачивается ко мне и целует в губы.
— Умница, Пенелопа, — бормочу я, крепко сжимая в объятиях влюбленную в меня девушку.
i
Пенелопа — супруга царя Итаки Одиссея. Всю жизнь ждала блудного мужа. Сначала двадцать лет с Троянской войны, потом десять лет с Феспротии, где Одиссей женился на местной царице Каллидике. После смерти Одиссея Пенелопа вышла замуж за его сына от нимфы Калипсо Телегона. Во время троянского похода Одиссея к Пенелопе сватались 108 женихов. Она объявила, что выберет избранника после того, как закончит ткать саван своему свекру. Каждый день Пенелопа ткала, каждую ночь распускала полотно, чтобы не делать выбор и оставаться верной своему Одиссею.
Глава 68. Сок
Аграфена
После настойчивых намеков Князева сдаюсь и в один прекрасный день все-таки недеваю в офис подаренные золотые изделия.
Чувствую непривычную тяжесть на мочках. Мои привычные золотые гвоздики были гораздо легче, чем подарок Князева. Также ощущаю психологический дискомфорт от повышенного внимания коллег.
— Какие милые камушки, — подходит ко мне заместитель Ани Нина, наклоняясь слишком близко ко мне и нарушая личное пространство, — как называются?
— Сапфиры, — нехотя говорю я.
— Круто! Глеб подарил? — озвучивает вопрос, который наверняка волнует весь офис.
Жутко хочется заявить, что не подарили, а насосала. Представляю, как вытянется лицо коллеги. Но я не привыкла врать. Минет я так ни разу Князеву и не сделала. Что, несомненно, мое упущение, но второй раз боюсь предлагать.
— Нина, мне кажется, тебя это не касается, — слышится за спиной железный голос Анны, — Груш, не хочешь со мной в кафетерий спуститься?
— Сплетницы позорные, — констатирует Макарова, как только двери лифта закрываются.
— Спасибо, что спасла, — благодарно улыбаюсь я.
— Не за что, но думаю, это не последний заход. Издержки бабского коллектива. На вопрос, кто подарил, отвечай всем, что секрет, отстанут, — Аня разглядывает подарок, — сережки шикарные, тебе очень идут. Операторши обзавидуются, конечно. Не помню, чтобы Глеб кому-то что-то дарил. Готовься к всеобщей ненависти, Ракитина.
— Не надо было их надевать, — тяжело вздыхаю я.
— Глупости, — отрезает Аня, — если тебе так важно общественное мнение, то вообще в сторону Князева смотреть нельзя было. Теперь забей на всех и не оборачивайся.
С удивлением наблюдаю, как Макарова заказывает в кафетерии свежевыжатый морковный сок. Никогда не замечала за ней наклонностей к здоровому питанию. С радостью присоединяюсь к заказу.
— Я беременна, — объявляет Анна, как только мы садимся за столик.
— Офигеть! — потрясенно выдаю я. — Это точно? Ты была у врача?
— Нет, не