Вот идиот! Он хочет взять на себя всю вину, хотя это я виновата. Это я отказалась пойти в полицию. Это я так полюбила Сэма, что боялась, что одна из еврейских организаций заберет его у нас, чтобы вернуть «на родину». Это у меня были страшные видения о том, как его усыновит еврейская семья и увезет в Израиль. Я знала, что происходит с детьми, которых спрятали во время войны и чьи родители погибли. Я убедила Жан-Люка, что мы не можем так рисковать – Сэму будет лучше с нами, я верила, что он должен был остаться с нами, потому что я не смогла бы жить без него.
Глава 53
Сэм
Санта-Круз, 16 июля 1953 года
Я скучаю по своим друзьям. Вокруг стало до жути тихо. Никто больше не звонит, и я не видел, чтобы Джимми выходил к себе во двор. Теперь я понимаю все – мою историю. Я просто хочу, чтобы папочка вернулся домой и все опять стало как раньше. Мама сказала мне сидеть дома и затаиться на какое-то время. Но мне так скучно. До смерти скучно. Я думаю, я мог бы пойти к Джимми, мама не узнает, если я сделаю все быстро, ну, и если коп ей не скажет, но могу проскользнуть мимо его машины. Я сто раз видел, как он спит.
Я вскакиваю, выбегаю через входную дверь, через двор, пробегаю за полицейской машиной и бегу через дорогу. Я зажимаю звонок в дом Джимми.
Никто не отвечает. Я звоню снова, на этот раз держу кнопку еще дольше. На кухонном окне шевелятся занавески, и я вижу, что Мардж смотрит на меня. Я машу ей и чувствую себя глупо, когда она не машет в ответ. У меня внутри появляется неприятное чувство. Она отходит от окна, а я от двери, в ожидании, что она мне откроет.
Дверь медленно приоткрывается.
– О, Сэм, привет.
– Привет, – говорю я, – Можно мне поиграть с Джимми?
Она не успевает ответить, и я слышу стук сбегающих по лестнице шагов, Джимми появляется в дверном проеме. Мне тут же становится лучше.
– Привет, Джимми.
– Ты просто должен услышать все, что о тебе говорят.
– Тихо, Джимми, – говорит Мардж.
– Можно Сэм зайдет, мам?
Джимми раньше никогда не спрашивал разрешения.
– Заходи, Сэм. – Он хотя бы не дожидается ее ответа и сразу бежит наверх.
Не взглянув на Мардж, я бегу за ним.
– Скоро тебе накрывать на стол, Джимми! – кричит Мардж нам вслед. – Сэм не может остаться надолго.
Мы пропускаем ее слова мимо ушей и расчищаем себе место от конструктора Meccano на полу его спальни.
– Что собираешь? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня.
– Да ничего особенного.
Повисает молчание, мне от него не по себе.
– Все говорят, что твой папа нацист. – Он смотрит на меня, прищурив глаза.
– Что?
– Да. И что он похитил тебя. Потому что ты был еще ребенком.
– Что такое нацист?
Я вспоминаю папино письмо и стараюсь быть храбрым.
– Ну, это что-то очень плохое. Были такие немцы, которые пытали и убивали людей, во время войны. Они все носили длинные черные плащи и высокие черные сапоги, и они шли по городам и всех убивали, – он переводит дыхание, – твой папа и в самом деле был нацистом?
– Нет! – Я ничего не могу поделать. Слезы катятся у меня из глаз. Я вытираю их тыльной стороной руки, проглатывая ком в горле. Затем я долго и пристально смотрю на Джимми.
– Он никогда не был нацистом. Он боролся с ними, втайне. Он спас меня от них. Они собирались меня убить, а он меня забрал. Он никогда меня не похищал. Он сбежал сюда, в Америку, с моей мамой.
– Ух ты! Это очень плохо.
Джимми смотрит на меня, и я уверен, что он пытается понять, верить ли мне.
– А твоя мама – это твоя настоящая мама?
Я качаю головой, вспоминая, как раньше мы могли так сильно смеяться, что у нас начинали болеть бока, а когда мы прекращали, то уже не могли вспомнить, что заставило нас смеяться в самом начале, и от этого начинали смеяться вновь. Джимми всегда был моим лучшим другом.
