негодованием отверг и это предположение, Элизабет заметила, что, вероятно, они превосходно проведут время, только пусть держатся подальше от мест, где молодчики в мундирах вытаскивают людей из домов и избивают прямо на улице.
Элизабет настаивала, что ни разу не повысила голоса, однако ей пришлось согласиться, что именно из-за ее размолвки с молодым человеком вечер закончился так быстро. И больше ее на студенческие вечеринки не приглашали.
Поскольку Катя и Элизабет хранили торжественное молчание, Томас спросил у дочери, уж не сменила ли она гнев на милость и не тот ли это студент, который хотел посетить Германию, тот самый юноша-черт-подери?
– Она выходит замуж за Боргезе, – сказала Катя.
Томас поймал Катин взгляд и сразу понял, что это не шутка. Джузеппе Боргезе, профессор романской филологии из Чикаго и видный антифашист, порой заходил к ним, чтобы поговорить о политике, когда Манны только переехали в Принстон.
– Боргезе? И где она его встретила?
– Здесь. Где и все остальные.
– Он и был-то у нас всего один-два раза.
– Она и видела-то его всего один-два раза.
– Хочу напомнить, что «она» сидит с вами за одним столом, – заметила Элизабет.
– Как-то все очень быстро, – сказал Томас дочери.
– И очень благопристойно, – ответила она.
– Чья была идея?
– Это слишком личное.
– Поэтому Боргезе пришел во второй раз? Чтобы увидеть тебя?
– Думаю, в том числе и ради этого.
В улыбке Элизабет было лукавство и самоирония.
– Я думал, он приходил, чтобы повидаться со мной!
– Он успевал и то и другое, – ответила Элизабет.
Томас чуть не сказал, что хотя Джузеппе Боргезе моложе его на несколько лет, выглядит он куда старше, но сдержался и заметил:
– Я думал, он целиком посвятил себя литературе и антифашистскому движению.
– Это правда.
– А он не так прямодушен, как кажется!
– Я с ним помолвлена. И если ты ищешь прямодушия, тебе придется признать, что никто здесь, кроме меня, не обладает этим бесценным качеством.
Язвительность Элизабет, которую она обычно держала при себе, вспыхнула как молния.
– Ты с ним переписываешься? – спросил Томас.
– Мы состоим в регулярной переписке.
– Итак, Эрика вышла за Одена, а ты выходишь за Боргезе.
– Да, – сказала Элизабет, – а Моника – за своего венгра. А Михаэль, который младше меня, женится на Грет. Это нормальный порядок вещей, дети вырастают и находят себе пару.
– Тебе двадцать, а ему?..
– Пятьдесят шесть, – вставила Катя.
– Он всего на семь лет моложе твоего бедного старого отца, – продолжил Томас.
– Всем будет легче, – заметила Элизабет, – если ты перестанешь играть роль печального дряхлого старца.
– Мне такое и в голову не приходило, – промолвил Томас, с трудом удерживая слезы.
– И что теперь делать?
– Я боялся тебя потерять. Я думал только о себе и твоей матери. Теперь нам не с кем поговорить.
– У вас еще пятеро детей.
– Ты меня поняла. Ты единственная…
Томас хотел сказать, что из них только Элизабет обладает здравым смыслом, чувством юмора и умением абстрагироваться и он надеялся, что она никогда не найдет себе достойную партию и останется с ними до конца жизни.
– Мы с мамой решили, что во время визита моего жениха ты будешь вести себя безупречно, – сказала Элизабет.
Томас с трудом удержался от смеха.
– И как долго вы решали?
– Пока ты писал, мы прошлись туда и обратно по Уизерспун-стрит.
– Ты действительно собралась за него замуж?
– Да, здесь, в Принстоне, в университетской церкви, скоро.
– Жалко, моя мать этого не увидит.
– Твоя мать?
– Она любила свадьбы. Всегда. Думаю, это единственное удовольствие, которое она обрела в браке с моим отцом.
Элизабет проигнорировала его реплику.
– Я спросила Боргезе, волнуется ли он перед визитом к нам, – сказала Элизабет. – Удивительно, но он совершенно спокоен.
– Тогда беспокоиться не о чем. Все решено.
– Мы пока не назначили дату.
– Кто еще знает?
– Михаэль знает, – ответила Катя. – Мы ему написали, Эрике и Клаусу расскажем, когда они приедут, а потом напишем Голо и Монике.
– Скажи, а Боргезе был женат? Или он впервые возложит на себя священные узы брака?
– Я не различаю сарказма в твоем вопросе, – заметила Элизабет, подняв брови, – хотя человек более мелочный наверняка различил бы. И это меня радует. Но Джузеппе спросит, поздравил ли ты меня, когда услышал добрую весть? И я отвечу утвердительно. А поскольку я еще ни разу его не обманывала…
– Я от всего сердца поздравляю тебя, мое возлюбленное дитя.
– И я, – добавила Катя.
– Вы все это спланировали, – сказал Томас. – И специально ничего не сказали мне заранее.
– Разумеется, – ответила Катя. – В Нью-Йорке тебе было чем занять голову.
– А сейчас как раз пришло время встать с озабоченным видом и удалиться в кабинет, – сказала Элизабет.
– Ты права, дитя мое.
– Мы уберем со стола, а остальное обсудим завтра утром.
– Однако как тебя изменила помолвка, – улыбнулся Томас. – Я-то думал, это Эрика у нас любит командовать.
– У всех бывает свой звездный час. Уверена, Моника еще себя покажет.
– Я надеялся, ты защитишь меня от них, – со вздохом промолвил Томас.
Элизабет встала и отвесила ему ироничный поклон.
– Думаешь, именно ради этого я родилась на свет? – спросила она и вышла их комнаты, прежде чем Томас успел ответить.
– Старый козел! – выпалил Томас, убедившись, что дочь его не слышит.
– Когда мы втроем отправились на прогулку, Боргезе почти не раскрывал рта, – сказала Катя.
– И что это значит?
– Ничего не значит. Он что-то бормотал и жаловался на холод.
– И это тоже наверняка что-то значит.
Катя улыбнулась:
– Я намерена одарить его сердитым взглядом, когда он появится в следующий раз.
– Если он будет искать меня, я в кабинете, – сказал Томас.
Он встал.
– Элизабет пришлось нелегко, – сказала Катя. – Мы столько раз переезжали. Для нее это потерянные годы.
– Она не вышла бы за старика, сложись все иначе и останься мы в Мюнхене, – ответил Томас. – Нашла бы кого-нибудь своих лет.
Томас почти надеялся, что Катя оспорит его утверждение, что Боргезе – старик, но она лишь согласилась с этим печальным фактом.
– Мы же ничего не может с этим поделать? – спросил он.
– Ничего, – ответила она.
Когда он готовился отойти ко сну, в комнату вошла Катя.
– Я еще не все тебе рассказала, – начала она.
– Как, это еще не все?
– Все. Я про Элизабет. Я верю, что она обретет счастье в своем новом статусе.
– Нам следовало сказать ей, что мы встретим ее с таким радушием, что ей придется передумать и вернуться к нам.
– Она к нам не вернется.
Томас улыбнулся и вздохнул.
– А еще я получила письмо от Клауса, – сказала Катя.
– Откуда?
