следует. Или слоника ему сделай! Электрический провод на хер повесь, в конце концов. Пусть пишет… И на них тоже пусть пишет. Мы же город от этой мрази враз почистим! Ты что не понимаешь, что мы ОПГ взяли? Да за это сразу звезда на погон упадет!
— Не стану, — с каменным лицом ответил Сергеев. — Я свою звезду честно выслужу. Хочешь, забирай у меня это дело.
— И заберу, — проорал Баранов. — Ты чего позволяешь себе? Совсем нюх потерял, капитан?
— Разрешите идти? — встал Сергеев.
— Иди! — заорал майор. — Стеклову дело сдашь, чистоплюй хренов!
* * *
Толян водил взглядом по сторонам, едва понимая, что с ним происходит. Он сидел, привязанный к стулу в полутемном помещении. С него сняли противогаз, когда он почти потерял сознание. В который раз уже сняли. Советская милиция была не сахар, а милиция российская озверела вконец, потеряв берега. Не было раньше в городеле резиновой комнаты, она только при Баранове появилась. Ни звука отсюда не выходит, даже если бьют тут кого-то от всей души.
— Ну, — ласково посмотрел на Толяна лысый опер по фамилии Стеклов. — Будем чистосердечное писать?
— Не убивал я, — прохрипел Толян. — Богом клянусь, начальник!
— Какой ты упрямый пациент, — неприятно удивился мент. — Нож твой? Пальцы твои? Говори!
— Мои, — промычал Толян. — Но я не убивал.
— Ну, сука, достукаешься ты у меня, — зло сказал Стеклов и надел противогаз. — Готов? — подмигнул он задержанному. — Тогда поехали!
Опер пережал трубку воздуховода, а Толян через несколько секунд начал задыхаться и биться на стуле, едва его не опрокинув. По бокам его держали еще двое.
— Открывай, задохнется! — заволновался один из них, молоденький лейтенант.
— Теперь как?
Стеклов с удовольствием разглядывал глаза Толяна, в которых лопнули сосуды. Противогаз оказался полон рвотных масс, в которых было перемазано лицо мясника.
— Хр… все подпишу. Только убери это… Богом прошу…
— Отлично. Как говорится, признание — царица доказательств. Давай под протокол. Во сколько приехал к дому Вахидова?
— Не помню…
— Записывай, Нестеренко! К дому Вахидова я приехал примерно в 12–45…
* * *
Я припарковал девятку у входа в ресторан «Советская». Сердце колотилось немного быстрее обычного, но я постарался сохранить невозмутимый вид. Сегодня решалась не только моя судьба, но и судьба всей Лобни. Звонок от Лакобы раздался вчера поздно ночью, после чего спал я плохо. Ворочался, прикидывал. Проскочу или не проскочу…
Кивнув охраннику на входе, я прошел внутрь. Метрдотель, увидев меня, понимающе улыбнулся и указал на лестницу, ведущую на второй этаж. Там располагались VIP-кабинеты, один из которых сегодня занимали самые влиятельные люди криминальной Москвы.
Я глубоко вздохнул и постучал в дверь.
— Входи, Хлыст, — раздался хриплый голос Лакобы.
Я вошел в кабинет и огляделся. За большим круглым столом сидели трое воров: Лакоба, Компас и Северянин. В комнате было сильно накурено, пепельницы были забиты бычками. Я пожал руки, присмотрелся к двум незнакомым мне авторитетам.
Компас был невысоким, коренастым мужчиной лет пятидесяти. Его круглая лысая голова блестела в свете люстры, а маленькие глазки буравили меня насквозь. Он был одет в дорогой костюм, который, казалось, вот-вот лопнет на его мощном теле. Разумеется, присутствовала и толстая золотая цепь на бычьей шее, и печатки на пальцах. Все по высшему бандитскому шику.
Северянин же был полной противоположностью. Высокий, худощавый, с острыми чертами лица и пронзительным взглядом. Его седые волосы были аккуратно зачесаны назад, а на тонких губах играла едва заметная усмешка. От него веяло холодом и опасностью. Уверен, что на сходку он пришел вооруженный до зубов. Пистолет, нож, может быть и кастет.
— Ну что, Хлыст, принес? — спросил Лакоба, нарушив тишину.
Я кивнул и достал из внутреннего кармана пиджака два конверта.
— Сорок кусков, как договаривались.
Лакоба взял конверт и передал его Компасу. Тот быстро пересчитал баксы и кивнул.
— Хорошо, Хлыст, — сказал Северянин, впервые подав голос. Его тон был спокойным, но в нем чувствовалась сталь. — Бродяга ты авторитетный, навели справки на твоей крайней зоне. Тут все ровно. Так что с сегодняшнего дня можешь считаться смотрящим за Лобней, брать в общак. Справишься?
Все трое внимательно на меня посмотрели
— Справлюсь, не подведу, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.
Компас хмыкнул и достал из кармана сложенный лист бумаги.
— Вот прогон для братвы. Зачитаю, слушай внимательно.
Он развернул лист и начал читать хриплым голосом:
— Всем порядочным арестантам и людям, живущим по понятиям. Решением воров в законе Лакобы, Компаса и Северянина, Серега Хлыст назначается смотрящим за городом Лобня. Все вопросы по общаку и разборкам решать через него.
Компас закончил читать и посмотрел на меня.
— Все понял?
Я кивнул.
— Понял. Можно копию для себя?
Компас и Северянин засмеялись — Что, на память хочешь оставить? Ладно, возьми, — он протянул мне сложенный лист. — Для тюрем отдельный прогон напишем.
Я взял «документ» и спрятал его во внутренний карман.
— Спасибо за доверие. Не подведу, — сказал я, оглядывая присутствующих.
Компас кивнул — Иди, Хлыст. Работай.
Я повернулся к выходу, но голос Лакобы остановил меня:
— Хлыст, еще кое-что. Будь осторожен. Шадринские заинтересовались тобой. Они крышевали Исток, а ты у них эту кормушку отобрал. Могут предъявить.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Шадринская братва была известна своей жестокостью.
— Понял, буду начеку, — ответил я, стараясь выглядеть спокойным. Хотя на самом деле никакого спокойствия не ощущал. Да и с чего бы?
Глава 21
Павельцевская нефтебаза, расположенная между Долгопрудным и Лобней была
