— Как ты можешь так говорить, нахал! Хулиган, беспринципная сволочь! — накидывается на меня Мидори: — чуть девочку не обесчестил тут! Продолжаешь нагло игнорировать устав школы и педагогический состав! Думаешь, если я медсестра, то не сенсей? Между прочим, медсестры — это младший педагогический состав и ты должен выполнять требования и соблюдать приличия, а ты голый тут передо мной стоишь! Хочешь и на меня наброситься?! Что бы ты знал, я изучаю джиу-джитсу! У меня красный пояс! Что молчишь?! Отвечай, почему ты стоишь передо мной голый и с … этой торчащей штукой!
— Я молчу, потому что вы говорите — отвечаю я: — вы ж мне слова не даете сказать.
— Говори! Ну! — требует Мидори и отставляет одну ножку назад, упирая руки в бока. Настоящая валькирия, да. На какие-то доли секунды у меня в голове вспыхивают различные картины с ее участием и мне приходится приложить неимоверные усилия, чтобы барометр моего настроения не дрогнул своей стрелкой еще выше. Несомненно это было бы неверно истолковано. Хотя, почему неверно? Как раз верно. Как там говорил Миронов, исполняя роль царедворца — «вы привлекательны, я — чертовски привлекателен, так чего время терять?»
— А голый я стою перед вами, потому что вы стоите между мной и моей одеждой — замечаю я: — у меня возможности нет одеться. Что же касается торчащей штуковины, то уж вы-то Мидори-сан как медсестра, совершенно точно знаете, почему она торчит. Но я готов рассказать почему.
— Что? — она оглядывается и находит взглядом кучку моей одежды. Отступает в сторону, кивая мне: — одевайся!
— Спасибо, Мидори-сан — я одеваюсь. В классе холодно, поэтому я весь пупырышками покрыт. И синий слегка. Вид наверняка не сильно привлекательный, а жаль. Успела Мидори-сан меня окинуть оценивающим взглядом, правда о выводах я пока ничего не знаю.
— Ты говорил, что готов рассказать почему? — наклоняет голову медсестра: — расскажешь, Кента-кун? — она не уверена в себе и я знаю почему. Потому что все идет не так, как она предполагала. Обычный школьник на моем месте уже краснел бы и зажимался, а то и плакал бы, умоляя никому ничего не говорить. Конечно, не дай боже такое выплывет — из школы погонят только так, да еще и клеймо извращенца прилепят. Но что страшно школьнику — не страшно мне. Выгонят из школы и хрен с ним. Клеймо извращенца — пригодится по жизни, штука удобная. Кого надо отпугнет, а кого надо — приманит. Даже стараться не надо. Что же касается школы, то в этой Японии вполне можно и не учиться в старшей школе… или пойти в другую. Хотя, если меня тут выгонят, я никуда поступать не буду. У меня есть идея, даже несколько. Первая — это открыть кошачье кафе. Или кафе с кошками — тут таких еще нет, я проверял. Идея классная, да и кошек я люблю… открою сеть таких кафе по всей Японии, буду зарабатывать деньги и утопать в котиках и кошках, а еще доброе дело сделаю — скольких животных спасу. Слышал я что тут добыть разрешение на котейку — целое дело, а потом часто они на улице оказываются, так как хозяева не в состоянии им время уделять. О, кстати! Еще и кошачий отель открою. Назову «У старого кота» и выпущу свою линейку кошачьего корма.
Второй вариант — создание амулетов для иссекая. А что? То, что можно перерождаться я уже понял, сам являюсь доказательством, а тут — фабричное производство амулетов, гарантирующих перерождение в выбранном тобой мире! Точно, это мысль…
— Кента-кун! — голос медсестры возвращает меня в реальность, и я трясу головой, изгоняя видения будущих предприятий и заводов с моим именем над проходной.
— Извините, Мидори-сан, задумался. — говорю я: — все это просто недоразумение. Разрешите покажу вам… — я открываю портфель и достаю наше соглашение. Мидори кидает на меня недоуменный взгляд, но берет в руки лист бумаги и начинает читать. По мере прочтения ее глаза округляются.
— Что это такое? — спрашивает она, потрясая листком бумаги: — Кента-кун?!
— Ну, Мидори-сан… там же сверху написано — соглашение. — говорю я, поражаясь способности некоторых людей задавать риторические вопросы. Нет, я, конечно, мог бы ответить «лист бумаги, покрытый иероглифами, которые в полной степени отражают суть заключенного нами соглашения, закрепляющего в письменной форме волеизъявление всех участников процесса раздевания в классной комнате», но побоялся, что такой ответ будет воспринят как издевательство в особо изощрённой манере.
— Нет, Кента-кун — говорит медсестра, продолжая потрясать листком бумаги: — это не соглашение. Это письменное доказательство нарушений как минимум пяти положений Устава школы, небрежения педагогическим составом работы с учениками в области полового просвещения, свидетельство провала всего сектора внеклассной деятельности и учителя по этике и моральным принципам общества, это гарантированная проверка из Министерства образования и как минимум — увольнения директора! Вы что, с ума сошли, такое на бумаге писать?!
— Это я как раз на тот случай, если кто-то предположит, что я тут заставляю кого… — говорю я. Медсестра смотрит на меня и у нее явственно дергается левое веко.
— Хорошо — говорит она: — я верю, что ты никого тут не заставлял. В том числе и потому, что этих троих никто бы не смог заставить. Признаюсь, что я среагировала импульсивно, но что ты хочешь, я вечером иду по классам обход сделать и отметку в санитарный журнал занести, открываю дверь, а вы тут голые!
— Натсуми была в трусах — указываю я.
— Не усугубляй — прищуривается Мидори: — не надо.
— Я просто факты привожу — пожимаю плечами я: — это я был голый, а она была в трусах, так что — технически — не являлась голой.
— Ой, не усугубляй, Кента-кун — качает головой Мидори: — признайся честно, самому себе, как долго эти самые трусы на ней бы продержались? А зайди я минут через пять? Десять?
— Ну… — отвожу глаза в сторону я. Действительно, судя по целеустремленности и решительности Натсуми-тян, трусы на ней долго бы не продержались. Правда тогда никто из нас бы не выиграл, потому что все дошли до конца. И чьи приказы исполняла бы бедная Мико-тян до конца недели? Наши с Натсуми? Или ничьи? В любом случае — Мидори-сан меня только что сделала. Что сказать, умная женщина. Обожаю умных женщин. Умных и зрелых, без всех этих комплексов молодости. Женщина в ее возрасте и статусе уже не нуждается в романтических соплях и прочих амурных переживаниях — или может и нуждается, но немного. Потому что знает им цену. Всем этим «любовь навсегда» «я сделаю для тебя все, что угодно». Ну и такие женщины вполне могут отделять сексуальное влечение от «отношений» и «любви». Идеальный вариант для одного озабоченного школьника, который не хотел бы себе лишних проблем на голову.
— Так что тебе еще мне спасибо сказать надо — говорит Мидори, видя, что я проникся ситуацией и осознал ее правоту: — потому что потом от Натсуми-тян ты по добру не отвяжешься. Ты хороший парень, Кента, а Натсуми — она всякая бывает. Она… на разное способна. Так что лучше бы тебе с ней не связываться.
— Вы это серьезно? — спрашиваю я, видя, что кризис проходит. Судя по направленности разговора, она не собирается жаловаться директору или кому-либо еще. Как и положено у японцев — главное не потерять лица, так что все что происходит в бойцовском клубе — остается в бойцовском клубе.
