— Я знал, что другие смогут убежать. Я думал, что ты должна была оказаться в лагере. Я думал, что это воля Господа.
Воля Господа. Сколько раз я слышала, как кто-то декларирует свое понимание этой вещи, которую я нахожу столь неопределимой?
Умберто выходит вперед. На его лице нет того выражения отчаяния и печали, которое заполняет лицо его сестры. Напротив, он выглядит разъяренным.
— Но что-то изменило твое мнение.
Белен перестает качаться.
— Она сбежала, — просто говорит он. — А вся армия Инвьернов устроила безумное празднество. Один из них был убит, анимаг, а они все равно продолжали праздновать.
— Я не понимаю, — говорю я.
— Они праздновали, потому что нашли тебя, Элиза. Нашли Носителя. Только Носитель мог бы убежать от анимага. Смог бы использовать огонь против него. Они искали тебя годами, и вот ты пришла прямо в их лагерь.
— Но что им нужно от нее? — спрашивает Алентин.
— Они хотят ее Божественный камень. У них уже есть девять. Почти что удвоенное число гармонии. Им нужен еще один, живой.
— Им нужно еще два, — заявляю я грозно, вытаскивая на всеобщее обозрение из-под рубашки амулет. — Я забрала его у анимага.
Но Алентин как будто не слышит меня.
— Как, ради всего святого, они добыли девять Божественных камней?
Умберто пожимает плечами.
— Может, они разграбили гробницы мертвых Носителей.
Косме посылает Умберто полный отвращения взгляд.
— Многие Носители не завершили Служения, — напоминает Хакиан. — Или не были узнаны. Возможно, потому, что были убиты Инвьернами.
Алентин поднимает бровь.
— Но в таком случае они собирали эти камни несколько веков.
— А может, — медленно говорю я, — среди Инвьернов тоже есть Носители.
Мою идею вознаграждают скептические улыбки. Даже Белен морщит нос, отрицая эту мысль. Но они не понимают. Я бы скорее поверила, что они получили Божественные камни просто так, иначе напрашивается вывод, что Инвьерны веками ходили среди нас, крали у нас и теперь находятся на завершающей стадии воплощения древнего сценария.
Но что это за сценарий?
— Чего они могут достичь с десятью камнями? — спрашиваю я дрожащим голосом.
Наконец Белен смотрит на меня. Пугающе пристально.
— Колдовство. Сейчас они используют амулеты, чтобы использовать небольшое количество магии, живущей под землей. С десятью камнями они смогут освободить ее полностью.
— Зачем?
Священный текст запрещает использование магии. Должна быть причина.
Белен пожимает плечами.
— Я не уверен. Я не так свободно говорю на классике. А они говорят с таким странным акцентом. И потом, жжение было таким сильным, а после того как они отняли мой глаз, я больше не мог соображать.
Его голова снова падает набок, щека подергивается, когда он теряется в воспоминаниях.
— Белен? — шепчет Косме.
Он моргает, снова пытаясь сфокусироваться.
— Они хотели узнать о ней. О Носителе.
Умберто бросается вперед и хватает его за подбородок.
— Что ты им рассказал?
Корчась, Белен отворачивается.
— Я не знаю. Я правда не знаю.
— Ты рассказал им об этом месте? О Мальфицио?
— Я не знаю, Умберто! — Слеза скатывается по его щеке. — Вряд ли. Все, о чем я мог думать, — что я совершил ужасную ошибку.
— А потом чудесным образом сбежал. — Это мрачный тягучий голос Хакиана. Он проговаривает мой страх, что Белен привел к нам Инвьернов. Причем возможно, что специально.
— Да никакого чуда. Они позволили мне сбежать. Они хотели проследить за мной.
— Как ты можешь быть уверен, что они не проследили? — спрашиваю я.
Белен закрывает глаз и откидывает голову на стену пещеры.
— Я ходил по кругу несколько дней. Я не шел сюда, пока не убедился, что они потеряли след.
— Ты был сильно изранен, — говорит Хакиан. — Я не верю, что ты смог обмануть их.
— Это было неприятное путешествие, — говорит Белен, не открывая глаз. — Но я ускользнул от них.
Я склонна поверить ему, поскольку юный Адан и его друзья не встречали никаких знаков присутствия Инвьернов. Мне удалось убежать, даже при моей неопытности и неловкости, так что это вполне возможно. И мое путешествие не было приятным.
— Ты говорил о десяти камнях, — говорит Алентин. — Ты действительно думаешь, что Инвьерны могут обрушить на мир магию с их помощью?
— Они в это верят. Верят всецело. Поэтому теперь все ищут Элизу.
Мы задаем новые и новые вопросы, Косме наблюдает за нами, как бдительная кошка-мать, но Белен больше не может нам ничего предложить. Мы решаем, что его предательство не имеет ничего общего с планами князя, и все расходятся, чтобы поспать перед завтрашним отправлением.
Я медлю некоторое время, не в силах оторваться от вида впалых щек Белена, ожогов на его шее и плечах, дрожащих рук и ног. Я никогда не знала его так же хорошо, как Косме или Умберто. И все же я оплакиваю его веселую улыбку и ту решимость, с которой он преодолевал пустыню. Я удерживаю себя от жалости. По его собственному признанию, Белен — предатель, хоть и раскаявшийся. Будь здесь Алодия, она казнила бы его за измену.
Но я не моя сестра.
Я благодарю Косме за то, что она присматривает за ним, и желаю Белену хорошо отдохнуть, а потом падаю на свой спальник. Еще долго я лежу без сна, думая об Умберто, Белене и загадочной цели Инвьернов. Уже засыпая, я вспоминаю, что забыла поужинать.
Умберто будит меня, когда воздух еще темен и холоден. Я сворачиваю спальник и взваливаю рюкзак на плечи, а потом выхожу в предрассветную прохладу. На востоке сине-черное небо уступает желтому сиянию, поднимающемуся за отдаленными пиками Сьерра Сангре. Я хмуро гляжу на горы, представляя себе огромную армию, спрятавшуюся в тени.
Мы мягко ступаем между глинобитными хижинами. Наш план саботировать десятину Инвьернам базируется на незаметности нашего появления. Принесший сообщение князя гонец не знает о нашем отправлении, иначе он может сообщить в Басагуан. Адан получил наказ все время его отвлекать и занимать чем-то — даже если это будет значить заключение его под стражу — чтобы обеспечить нам хотя бы несколько дней форы.
Тихое ржание встречает нас, когда мы огибаем холм. Хакиан уже здесь, держит поводья двух лошадей; в темноте они кажутся бесцветными и огромными. Я отскакиваю, когда одна из них встряхивает головой, звеня металлическими нащечниками.
— Лошади? — шепотом спрашиваю я Умберто, хотя мой голос больше похож на писк. — Я думала, мы поедем на верблюдах.
