такая, словно черная бездна из души Короля просочилась на улицу и давила на души остальных.
— Может быть, об этом никто не узнает, информация не просочится в Интернет и в СМИ, — попытался как-то успокоить доктор.
— Да мне все равно уже. Пусть говорят и пишут что хотят. Ладно. Поеду домой.
— Тебе бы сейчас не ехать туда, где все напоминает об этих двух девушках и о последних событиях…
— Да срать вообще, Андрюх…
— Нет, Максим. Как врач не могу себе позволить оставить тебя одного в таком состоянии. Компания тебе нужна…
— Нет у меня никого больше. Вообще. Всех друзей и близких потерял. Многих — по своей вине.
— Да, чувство вины — самое разрушительное. Я тебя точно не оставлю сейчас. Поехали куда-нибудь. Выпьем, отвлечемся.
— Да какое чувство вины…
— Ну… Может быть, ты переживаешь, что Даша, так безумно тебя любящая, была доведена до состояния аффекта вашей ссорой? Но ведь и ты в последнее время доведен до предела всеми этими событиями… Думаешь, что Лика тоже… от твоего обращения… — Фетисов говорил медленно, вглядываясь в глаза Королькова, как бы пытаясь понять, угадал ли он ход мыслей собеседника или нет.
Слова свидетеля Дашиного безумия резали по живому. А ведь еще минуту назад казалось, что Максим утратил способность испытывать боль.
— Ладно, — не отвечая на вопросы Андрея, согласился он. — Поехали ко мне. У меня виски, коньяк, вино…
— Если там нас не будут поджидать твои поклонники и журналисты — то можно…
— Блин. Точно. Если кто-то из ментов или свидетелей этой сегодняшней истории видео в Интернет слил… Домой нельзя наверняка. Поехали на квартиру в Черемушки.
— Давай. Только я минут через 20–30 подскочу, хорошо? Одно дело надо успеть сделать. Ты только адрес мне скажи, я запишу.
Спустя час Корольков уже сидел в старой холостяцкой квартире. Изысканным ужин назвать было нельзя — две большие бутылки виски, батон, колбасная нарезка, какие-то банки с закуской.
Тоска давила такая, что хотелось не дожидаться Фетисова, а просто выйти в окно.
Позвонил Женька.
— Макс! Наконец-то! Ну что там? Что?
— Ничего хорошего, Жень. Дашка на меня с ножом начала кидаться, убить хотела. Приехал вовремя Фетисов, вызвали ментов…
— Корольков, дела плохи! Моя Алинка…
— Жень, Жень… Ты прости меня, пожалуйста. Я сейчас не в состоянии слушать. Голова забита под завязку. Не вывожу просто весь этот объем информации…
— Да ты послушай! Алинка мне призналась… Она же повернута на тебе сильнее, чем я думал! — Морошко тараторил что-то, но Максим его перебивал, повышая голос.
— Ой, да как уже достало это! Жень! Стоп! СТОП! Сейчас на один вопрос ответь мне, ладно? Алинка твоя жива? Здорова? Ее жизни что-то угрожает?
— Да, с ней-то все в порядке, но…
— Друг, прости. Я хреновый товарищ, знаю. Да и человек говно, чего уж там! — Корольков почувствовал, как по щекам текут слезы, но не стал подавлять в себе этот приступ. — Мне все равно сейчас, во что вляпалась твоя дочь, слышишь? Вы все правильно сделали, что отвернулись от меня! Я последняя тварь! Я вчера сам чуть не прибил Дашку. А сегодня сдал в полицию ее. Вику, которая разве что задницу мне не подтирала последние несколько лет… даже ее я кинул, как только увидел слабину… Жень, ты меня прости, если сможешь. С проблемами сам разберешься, ладно? Давай. Я не знаю, увидимся мы с тобой еще когда-нибудь в этой жизни или я сегодня все закончу…
— Э-э-э-э, Макс! Ты че, блин!..
Корольков скинул вызов. Перевел телефон в авиарежим. Налил рюмку и опрокинул в себя.
Кухня была маленькой, Максим сидел у окна и смотрел во двор — окна как раз выходили на его подъезд.
Через какое-то время на пороге квартиры появился Фетисов. В руках он держал бутылку безалкогольного пива.
«Вот и начались глюки, — промелькнуло в голове артиста. — Глаз с подъезда не сводил, а не заметил даже, как этот перец к дому подходил…»
— Мм-м… Так себе из тебя собутыльник, — не чувствуя вкуса еды, с набитым ртом прочавкал он, кивая на бутылку.
— Ну, моя задача не напиться, а за тобой присмотреть.
Фетисов разулся, прошел на кухню. Присел на старый деревянный стул. Взял в руки виски, что пил Максим, и внимательно прочитал состав напитка.
— Давно пил в последний раз? — не отрывая взгляда от этикетки, поинтересовался он.
— Вчера. С Женькой.
— Много?
— Много. И сегодня выжру все что есть, раз ты не пьешь.
Фетисов поставил бутылку, облокотился на стол и внимательно сквозь очки посмотрел на Королькова.
— И как твое здоровье все это выдерживает… — пробормотал он себе под нос, а затем достал из кармана пузырек с таблетками. — Давай-ка, дружок, адсорбенты выпьешь. Иначе мы потом твою печень не спасем…
— Да и ну ее, не надо спасать ни печень, ни меня! — пьянея, ответил Корольков.
Но Фетисов настойчиво положил несколько таблеток на бутерброд с колбасой, с которым как раз расправлялся Макс.
— Потом спасибо скажешь, — не унимался доктор.
«Пациент» сдался. Они посидели некоторое время молча, Фетисов поглядывал на часы.
— Я говно, — вдруг начал свою исповедь Король, надеясь на слова поддержки от психотерапевта.
— Ну есть такое, да, — не оправдал ожиданий Фетисов.
— Да?
— Да. Схватить девушку за горло, долбить у ее лица кулаком… Потом прийти к ней, пугать, спровоцировать накинуться на тебя с ножом…
— Откуда ты знаешь…
— Да она сама мне рассказала. Как ты ее чуть не убил по пьяни.
— Она мою жизнь сломала! Это Иволгина была на крыше, я точно знаю! Марину убить хотела тоже она!
Фетисов наполнил опустевший стакан Макса. Подождал, пока тот выпьет.
— Да не было никого на той крыше, кроме Анжелы! — Он изменился в лице и в голосе. — Тебе хочется верить, что ее убили, ведь это как будто снимет с тебя вину.
— Я и так знаю, что моей вины в гибели Анжелы нет.
— Думаешь? В целом неплохо не брать на себя ответственность за других. Психологи сейчас этому учат, так модно. Сначала ты влюбляешь в себя невинное незрелое молодое существо. Девушку, такую свежую и яркую, под стать тебе, звезде сериалов. С ней ты чувствуешь себя великолепным мужиком. Настоящим мужиком. Она впадает в эмоциональную зависимость от тебя. Даришь иллюзию любви, но не себя. Потому что ты же народное достояние, Макс Король, ты принадлежишь своим поклонникам.
Фетисов ходил по кухне, комната в глазах Максима шаталась и кружилась.
— Я не пойму твоего феномена, Корольков, почему тебя любят? Разве ты вообще достоин ТАКОЙ любви? Мушко — лучшая из менеджеров — выбрала тебя.
