числе и для самого [Массона], чтобы он покинул наши края, хотя бы на время, не сталкиваясь с ограничениями и не опасаясь наказания»[1088]. «Этот человек, насколько я понимаю, весьма недоволен (хоть и безосновательно) обращением с ним со стороны британских властей, – писал Макнахтен, – поэтому я предложил бы его светлости рассмотреть следующее предложение: запретить ему путешествия во избежание причинения им дальнейшего вреда»[1089].
Бин допросил всех до одного свидетелей осады Калата, от Наваз-Хана до слуг Лавдея. «Все они, – указывал Бин в своем отчете, – сходятся в том, что показания мистера Массона полностью соответствуют действительности и освобождают его от любых подозрений в том, что он мог быть каким-либо образом замешан в происходивших в Калате политических событиях, не считая того факта, что он находился в заключении вместе с лейтенантом Лавдеем, а затем был отпущен для передачи писем»[1090]. «Я считаю вас полностью свободным от подозрений, – написал Бин Массону. – Сожалею, что это недоразумение привело к тому, что вы были задержаны на столь долгий срок»[1091].
«Поскольку вам более не требуется присутствие чапрасси, – обратился Хаммерсли к Массону так, словно тот сам просил держать его под замком, – я их отзываю»[1092]. Бин хранил теперь полное молчание. Он твердо верил в концепцию делегирования.
Массон был свободен.
Вот только мир, в котором он оказался, успел сильно измениться. В нем появились ограничения и границы, места, куда он не мог отправиться. Афганистан был для него закрыт. Горизонт сузился, бескрайние просторы ушли в прошлое.
Массон покинул Кветту на своих двоих, без гроша, унося с собой лишь считаные книги, остававшиеся у него. «Страна была настолько разорена, – пишет он, – что я перестал узнавать места, где побывал 14 лет назад. Деревень, прежде цветущих, больше не существовало; в тех, что сохранились, уже не было рощ, исчезли даже рощи мелких деревьев и кустарники, когда-то столь обширные. Страх заблудиться, преследовавший меня когда-то, исчез, ибо теперь четкими ориентирами служили белеющие повсюду скелеты верблюдов и других животных»[1093].
Массон брел по дороге, вымощенной костями. Порой он озирался и застывал при виде того, как Кветта и горные проходы, ведущие в Афганистан, пропадают за горизонтом. Снова Александрия ускользнула у него из рук.
«В мире есть всего одна хорошая вещь, – гласит любимая в Калате и Кветте загадка. – Враг погнался за ней, и она убежала. Ее уже не вернуть ни молитвами, ни мольбами».
Враг – это время.
Хорошая вещь, безвозвратно изгнанная из этого мира, зовется надеждой[1094].
20
Человек, который хотел быть королем
9 марта 1841 года, ближе к вечеру, по ступенькам Азиатского общества в Бомбее поднялся странный человек. Его бритая голова была обмотана тюрбаном. По одежде трудно было определить, кто он: некоторые приняли его за турка[1095]. Люди останавливались и смотрели, как Чарльз Массон исчезает за белыми дорическими колоннами и тонет в прохладном нутре огромного неоклассического здания, нависшего над бомбейской гаванью.
Массон быстро понял, что за внушительным фасадом его ждут только пыль и безответственная болтовня. «Общество и впрямь располагает залом, в котором стоят на полках мумии, 2–3 бутылки со змеями и индуистский божок, – пишет со вздохом Bombay Times. – Тут нечему удивляться, в отличие от музеев Лондона, Калькутты и даже, быть может, музеев в графствах Англии и Шотландии, которые могут предоставить больше сведений о всевозможных артефактах, древностях и естественной истории Западной Индии, чем музеи ее же столицы»[1096]. Когда Массон вышел и вдохнул вечерний воздух, утомленный скучными бюрократическими дискуссиями и осмотром змей в склянках, он и сам чувствовал себя экспонатом, едва-едва сбежавшим из банки с формалином.
Закатное солнце окрашивает Бомбей в золотые тона. На мгновение забываются пот и напряжение дня, океанский бриз освежает воздух, город полнится смехом и перспективой. Пока Массон вяло изображал интерес к разлагающимся мумиям Азиатского общества, а солнце уже касалось волн, в нескольких кварталах оттуда, на Марин-драйв, собрались парсы Бомбея. Все они, «приехавшие верхом и пришедшие пешком, уселись на траву или прибрежный песок»; одеты они были «в белые одежды»[1097]. Парсы пришли в Индию из Персии более 1000 лет назад. С собой они принесли легенды об Александре Македонском – внушающие страх рассказы о свирепом безжалостном царе, несшем только смерть и разрушение[1098]. Для общины парсов и для других зороастрийцев Александр был воплощением зла, которому все равно, на какую гору трупов вскарабкаться. Лишь бы нашла воплощение его мечта.
Даже греческие и римские авторы знали, что Александр Македонский совершал ужасные поступки. Он снес до основания город Фивы: после него среди дымящихся руин остался стоять всего один дом. После захвата Тира Александр перебил всех местных мужчин боеспособного возраста и продал в рабство женщин и детей. Квинт Курций Руф пишет: «О том, сколько было пролито крови, можно судить хотя бы по тому, что внутри укреплений города было казнено 6000 воинов. Печальное для победителей зрелище было подготовлено яростью царя: 2000 человек, на убийство которых уже не хватило ожесточения, были пригвождены к крестам на большом расстоянии вдоль берега моря»[1099][1100]. То же произошло в Газе: все мужчины боеспособного возраста были перебиты, а женщины и дети проданы в рабство. Персидский губернатор Газы Батис отказался молить о пощаде, даже видя, как рубят всех вокруг него. «Я заставлю его прервать молчание, – изрек Александр, – и если не слова, то исторгну из него хотя бы стоны!»[1101] Продетыми в петли кожаными ремнями Батиса, еще живого, привязали к задку колесницы Александра. «Кони потащили его вокруг города [Газы], а Александр хвалился тем, что, придумав такую казнь врагу, он подражает Ахиллу»[1102][1103]. Разница состояла в том, что, когда Ахилл таскал Гектора вокруг троянских стен в «Илиаде», Гектор был мертв.
Для зороастрийцев одно из зверств в легенде об Александре превосходило все прочие. Великий город Персеполь, столица Персидской империи, находился на продуваемом ветрами плоскогорье у подножия гор Загрос. Ни одна вражеская армия не видела его и не мечтала его захватить. Поколениями в Персеполь стекались богатства обширной Персидской империи. «Был этот город самым богатым из всех существующих под солнцем»[1104], – писал греческий историк Диодор[1105]. Но Александр Македонский захватил Персеполь, разграбил и сжег дотла царский дворец, церемониальное сердце империи.
Согласно легендам зороастрийцев, в дворцовой библиотеке Персеполя хранились священные тексты их религии. Но библиотека погибла в устроенном Александром пожаре. «Триста лет распространялась по миру наша вера. А потом Зло соблазнило Александра Проклятого, – гласит зороастрийская легенда. – Архивная крепость берегла нашу веру,
