тогда посмотрим, что умеешь, — кивнул он и направился к коробке с заказами на ремонт.
* * *
Григорян сидел на лавке и задумчиво смотрел на «Поющую осину».
Погода сегодня была достаточно спокойная, поэтому ветерок колыхал листья только на макушке. Из-за того, что листья там были немного поменьше, звук от трубочек был высоким и переливестым, словно где-то вдалеке пели странные птицы.
— Михаил Мамукович? — подошел к нему Фирс.
— Садись, поговорить нам надо, — произнес следователь не сводя взгляда с дерева.
Фирс присел на лавку и осторожно посмотрел на Григоряна. Первым разговор он начинать не спешил, а следователь продолжал любоваться.
— Знаешь, если я в принципе в состоянии это сделать, то я всегда приезжаю сюда на рождество. Обычно на этот добрый праздник, в столице, словно проклял ее кто-то, висят жуткие морозы, — принялся вспоминать он. — А поющая осина… Когда морозы стоят, она словно трясется. Словно холодно ей — ветками шевелит, пытается согреться. Слышал про такое?
— Слышал, — кивнул Фирс. — Кто про нее не слышал?
— Так вот… Каждое рождество я приезжаю сюда, чтобы послушать как звенят колокольчики Поющей осины, — произнес Григорян и усмехнулся. — Я не музыкант, но я точно могу сказать, что эта мелодия никогда не повторяется. Словно она каждый раз рассказывает что-то новое.
— Я не знал про это, — признался Фирс.
— Люди особо не задумываются о том, что происходит с этим деревом. Они воспринимают его как растение, пусть и необычное.
— А вы?
— А я смотрю на это создание древних архимагов и думаю. Думаю о том, что это дерево повидало всякого дерьма. Ты в курсе, что несмотря на то, что его ствол больше не растет, корни продолжают рост?
— Н-н-нет, — осторожно произнес парень. — А насколько большие у него корни?
— Не поверишь, его корни находят от северных морей, до южных. Пожалуй только на дальнем востоке пока не находили.
— Вы… серьезно?
— Да, — кивнул Григорян. — Представляешь? Дерево, корни которого есть по всей империи. Не думал, что может знать это дерево, если его корни способны видеть, слышать или… хотя бы чувствовать то,что происходит вокруг них? Вибрацию там, давление от наших ног…
— Это…
— Поющая осина, может оказаться самым знающим существом на планете, — хмыкнул Михаил Мамукович. — А может быть просто оно живет по принципу сорняка — тянет корни везде, где может дотянуться.
Фирс сидел несколько секунд и, так же как и следователь, рассматривал одну из достопримечательностей империи. Наконец, он прогнал мысли и спросил:
— Зачем вы меня позвали? Не про дерево поговорить же?
— Нет. Не для этого, — мотнул головой Григорян. — Скажи мне вот что, Фирс. Ты создал прибыльный бизнес. Ты заработал денег и прошел три возвышения. Ты умудрился выйти сухим из воды, когда казалось… казалось, что тебя пустят в расход. Ты грезил магическим университетом, не смог поступить дважды и, отчаявшись, ты бросил все и поехал сюда. Ради того, чтобы быть рядом с магами. Чтобы хотя бы прикоснуться к знаниям. Настоящим знаниям и магии.
Тут он взглянул на парня и спросил:
— Ты узнавал про старшие курсы? Видел, сколько адептов готовятся к сдаче экзамена мага?
Фирс хмуро посмотрел на Григоряна, слегка осунулся и произнес:
— Семь.
— Семь, — эхом отозвался следователь, подняв глаза на макушку Поющей осины, что издавали мелодичные звуки. — Тебе девятнадцать и ты понимаешь, для того, чтобы в следующем году был набор, должно произойти что-то… очень необычное. Понимаешь ведь, да?
— Да, — еще тише произнес Фирс.
— Тогда должен понимать, что поступления и объявления нового набора, до конца весны они должны все семь сдать экзамен. А это бывает крайне редко.
— Может еще кого отчислят, — кинул на него взгляд Фирс.
— Вполне. Тем не менее, риск того, что твоя мечта окажется недостижимой велик… Крайне велик, — со вздохом произнес следователь.
— К чему вы это клоните? — спросил парень, все еще не понимая к чему ведет Григорян.
— К тому, что мне очень интересно, а что ты будешь делать, если не поступишь? Чем займешься?
Фирс умолк. Он задумчиво уставился на брусчатку, которой была выложена дорожка перед ними. Секунд двадцать он просто молчал, погрузившись в свои мысли. Затем же он, тяжело вздохнул и признался:
— Я не знаю.
— Тяжело… очень тяжело, когда труд, в который ты вкладывался всю свою жизнь, внезапно пойдет прахом, — горько усмехнулся Григорян. — Когда то, что ты строил всю свою жизнь разваливается. А ты… ты можешь биться до последнего, как те безумные воины с востока. До последнего вздоха, но… Ситуации это не изменит. Один в поле не воин. Понимаешь, к чему я?
— Не особо…
— Я это к тому, что тебе стоит подумать над тем, что ты будешь делать, если не сможешь поступить. А мне стоит подумать, что делать, если труд всей моей жизни выворачивают наизнанку.
Фирс задумчиво поджал губы и спросил:
— Мне почему-то кажется, что у вас есть вариант того, чем я займусь.
— Есть. Не самый лучший, но есть, — кивнул Григорян.
— Расскажете?
Следователь кивнул, тяжело вздохнул и спросил:
— Скажи мне, Фирс, ты любишь Империю?
Парень нахмурился, почесал голову и внимательно осмотрел собеседника.
— Люблю, конечно. Да, есть свои нюансы, но я люблю свою страну.
— И ты понимаешь, что внутри нашей страны… есть много крайне неприятных и сложных людей, так?
— Вы про аристократов?
— Не только. Но тем не менее — это факт. Люди совершают преступления. Люди лгут и, как ни странно, желают власти… Любыми путями.
Парень молча кивнул.
— Существуют определенные правила игры. Те правила, что не дают нам скатиться в смуту. Эти же правила не дают нам превратиться во времена «легкой головы» при Иване седьмом. Помнишь, что это были за времена?
— Иван седьмой рубил головы всем, на кого падала хотя бы тень подозрения в измене, — кивнул Фирс. — По тому и времена «легкой головы», что летели они даже за недостаточно глубокий поклон.
— Ни то, ни другое, никому не нужно, — кивнул следователь. — Что то, что другое опасно для нашей Империи. Поэтому есть такие как я. Те, кто постоянно бдит и, согласно правилам, наказывает тех, кто эти правила нарушает.
