с ним связаться? Ну хоть какая-то ниточка? – с мольбой спросила Катя.
– Не-а. Старый телефон давно недоступен. Нового номера не знаю. Возможно, у него есть электронная почта или скайп – но этого я тоже не знаю. Может, зайдешь? Я нашла бутылку виски. Закуску, правда, уже съела.
– Нет, я пойду…
– Нет, ты останешься, – и Марго бесцеремонно втянула Катю в квартиру за ворот плаща.
Не раздеваясь, Катя опустилась в кресло возле кровати Яна.
Она все еще не могла поверить в происходящее. Каждый вечер четыре месяца подряд дежурить у его подъезда – и взамен не получить ничего. Удача почти улыбнулась ей. Но «почти» не считалось. Так, наверное, чувствует себя игрок, когда спин выпадает на ближайший сектор к его ставке.
Марго села на кровать и, поджав под себя ноги, плеснула в стаканы виски. Катя грустно улыбнулась.
– Эту бутылку я подарила Яну, когда у него закончились деньги.
– Ему вряд ли понравилось.
Катя тяжело вздохнула.
– А я думала – понравится. Продавец в магазине сказал, это самое лучше…
Выпили, не чокаясь: Катя пригубила, Марго – залпом. Похоже, актриса топила своих демонов.
– Судя по тому, что бутылка была непочатой, права я, – с нажимом заявила Марго. – Только дело не в качестве виски, в этом я не разбираюсь. Яну вряд ли понравилось, что ты купила ему это, – красотка потрясла бутылку за горлышко, – когда у него закончились деньги. Он же гордый. И не просто гордый, а до какой-то дурацкой степени, как могут только мужчины, – Марго долила себе виски – раз уж бутылка оказалась в руке. – Однажды мы вместе возвращались домой, в эту самую квартиру, так он не сел ко мне в такси, а поехал на троллейбусе, потому что, кроме заветной последней купюры, денег у него хватало только на талончик.
Марго сделала большой глоток. Поморщилась – и выпила еще. Она то и дело поправляла наспех поднятые заколкой волосы, казалось, они вот-вот рассыплются по плечам.
– Наверное, он и в самом деле тебя любил, – заключила Марго.
Любил.
В прошедшем времени.
Катя посмотрела на нее с мольбой.
– Давай сменим тему. Лучше расскажи о себе. С чего у тебя все началось?
И разрумяненная алкоголем Марго, неунывающая авантюристка, хищница и укротительница мужчин, произнесла фразу, которая стала для Кати вторым потрясением за вечер.
– По-настоящему я родилась тогда, когда уехала из Слуцка, чтобы поступать в театральный.
А дальше Катя вполуха слушала байки и все смотрела и не могла насмотреться на лицедейку, которой восхищалась столько лет.
Слуцк, черт побери! Слуцк!
Катя, пьянея, улыбалась.
Она сняла и плащ, и джемпер. Сидела, закинув ногу за ногу, в джинсах и майке.
Слуцк! Ну надо же!
– А он не такая уж и скотина… – донесся до Кати задумчивый голос Марго.
– Ян?
– Да нет же! Его отец. Знаешь, у его бывшей жены были проблемы с алкоголем. Когда он стал хорошо зарабатывать, она все чаще оставалась дома одна. Дети взрослые. И как-то постепенно, постепенно… А когда Ян в армию ушел – так вообще… А Игоша при всем при этом ее не бросил.
– Игоша? – Катя чувствовала себя так, словно выплывала из тумана: неясные мысли, мутные образы.
– Игнат Вадимович, – печально улыбнулась Марго и, взбив подушку, растянулась на кровати. – Думаю, несладко ему пришлось: жена-алкоголичка, один сын – наркоман, второй – Ян. Не дай Бог кому такое. А у него, между прочим, до сих пор на компе, на рабочем столе, семейное фото висит. Не наш с ним портрет, а то, старое. Ян на нем еще школьник.
Катя едва подавила в себе желание завыть. Как бы ей хотелось увидеть то фото, сделанное до истории с Машей, до гибели его брата и матери. Заглянуть в то время, когда Ян был еще цельным, счастливым. «Золотым» мальчиком, летящим на олимпиаду в Японию.
Рассказ о муже, казалось, истощил Марго. Она поелозила щекой по подушке и затихла. Заколка, наконец, щелкнула, волосы рассыпались по плечам. Несколько прядей упало на лицо, но Марго не обратила внимания. Как и не заметила сборов Кати. Окликнула ее, когда та уже открывала входную дверь.
Катя заглянула в спальню.
– Мне пора.
– Он вернется, – словно сквозь сон произнесла Марго.
Катя отвернулась. Веки стали тяжелыми и горячими. Казалось, под них попал песок. И сквозь этот песок Катя увидела фото блондинки, стоящее на полке.
– Послушай, Марго… – ей пришлось вернуться в комнату и растормошить актрису. – А ты можешь узнать у Спонсора одну фамилию?
Сбивчиво цокали каблучки сапог по неровной плитке.
В парке было темно и безлюдно. Редко и тускло горели фонари. В их свете влажно поблескивали уцелевшие скамейки. По этой аллее Ян когда-то запретил ей ходить по ночам. «А то некому будет выполнять мои желания».
Катя прошла мимо одной из скамеек с покореженной спинкой. Вернулась. Это была та самая скамейка, где Катя когда-то ревела под дождем, собираясь возвращаться в Бешенковичи. Присела на нее, кутаясь в плащ. В сторону черным тоннелем убегала аллея. И Катя увидела, как по ней, не спеша, засунув руки в карманы джинсов, идет Ян.
Он сел рядом и положил руку на спинку скамейки, словно хотел обнять Катю. У него были такие же мокрые длинные волосы, как в тот день, и такие же, почти прозрачные, зеленые глаза. Но теперь Катя знала, как вкусно, до мурашек по спине, пахнет его кожа. Как отзывается ее тело на прикосновение его пальцев. Как он может одним только взглядом заставить ее сердце биться быстрее или вовсе пропустить удар. Тем томительнее было сидеть так близко и не касаться его.
Катя закрыла глаза, а когда открыла, она снова сидела на скамейке одна.
* * *
Ян вошел в квартиру. Поставил у стены чемодан, снял с плеча чехол с саксофоном. Висела странная, непривычная тишина, насыщенная запахами затхлости, сигаретного дыма и остатков еды. Таким он и представлял свое возвращение домой. Знал, кто такая Марго, когда попросил ее приглядывать за квартирой.
Раковина на кухне была доверху наполнена немытой посудой. В его комнате на полу стояли стаканы с отпечатками губной помады разных оттенков. Ян сбросил на пол скомканное белье с кровати. Открыл окно. Подошел к комнате Кэт и толкнул дверь. Скрипнув, она распахнулась, ударила по стене и замерла.
И снова тишина.
Эта комната осталась такой же, какой запомнил ее Ян. На покрывале до сих пор отпечатывался квадрат от коробки, в которую он складывал вещи Кэт. Но ничего здесь больше его не взволновало. Он испытывал лишь нечто, отдаленно
