Он сунул мне письмо и попросил передать его Акико Минадзуки. Акико – так звали сестру.
– Тот мужчина понял, что вы ее брат?
– Вряд ли он точно знал, что я ее брат, – скорее всего, просто шел за мной от дома. Я заколебался, а он сказал, что, если я что-то подозреваю, могу прочитать письмо и даже показать его родителям, лишь бы в конце концов его прочитала Акико-сан. Тогда я решил взять письмо. Да и прочитать его тоже хотелось, если честно.
– И что, прочитали?
– Конечно! Конверт даже не был запечатан. Прочитал, пока добирался до школы.
– И о чем было письмо?
– Письмо это… – Минадзуки замолчал. Посмотрев на Харуми, он немного подумал, а потом вдруг хлопнул себя по коленям и пробормотал: – Лучше покажу.
– Что?! В смысле – покажу?
– Подожди, пожалуйста.
Он открыл одну из стоявших рядом коробок и стал в ней копаться. На коробке было маркером написано «Кабинет директора».
– Мой кабинет находился далеко от столовой, так что почти не пострадал. Все принесли сюда, а я решил, воспользовавшись случаем, разобрать вещи – от сестры тоже много чего осталось. Вот оно! Нашел!
Минадзуки вытащил квадратную жестяную коробку. Снял крышку.
В коробке лежали тетради и фотографии. Минадзуки вытащил какой-то конверт и положил перед Харуми. На конверте стояло: «Госпоже Акико Минадзуки».
– Можешь посмотреть, – сказал директор.
– Точно?
– Конечно. Оно было написано так, чтобы любой мог прочитать.
– Тогда, раз и в самом деле можно…
В конверте лежал сложенный лист белой бумаги. Харуми развернула его и увидела написанные пером буквы. Плавно струящиеся знаки никак не походили на почерк обычного рабочего-механика.
«С вашего позволения, пишу вам несколько строк. Простите, что внезапно передаю вам письмо таким образом. Я боялся, что, если отправить почтой, его выбросят, не ознакомившись.
Акико-сан, как вы поживаете? Это Намия, который три года назад работал на станкостроительном заводе Кусуноки. Возможно, вы бы желали забыть это имя, но я буду счастлив, если вы дочитаете до конца.
Я взялся за перо лишь для того, чтобы извиниться перед вами. Честно говоря, я и раньше порывался это сделать, но не смог решиться по причине присущего мне слабоволия.
Акико-сан, простите меня. Я глубоко раскаиваюсь в своем поступке. Смутив ваше юное сердечко школьницы, я посмел предложить вам жизнь вдали от вашей семьи. Теперь я понимаю, что это было бы великим злодейством. Не знаю, как и оправдаться перед вами.
Тогда вы изволили передумать – это действительно был правильный выбор. Возможно, вас переубедили ваши уважаемые родители – в этом случае я должен их поблагодарить от всего сердца. Я чуть не совершил самую большую ошибку в своей жизни.
Сейчас я вернулся на родину, работаю в поле. Нет дня, когда бы я не вспоминал вас. Эти быстро промелькнувшие мгновения были лучшим временем всей моей жизни. Но нет и дня, когда бы я не просил у вас прощения. Мысль о том, что те события наверняка оставили след в вашей душе, лишают меня сна.
Акико-сан, пожалуйста, будьте счастливы. Сейчас я всей душой молюсь только об этом. Я надеюсь, что вы встретите достойного человека.
Остаюсь ваш,
Юдзи Намия.
Госпоже Акико Минадзуки».
Харуми подняла голову и встретилась взглядом с Минадзуки.
– Ну что? – спросил он.
– Он был очень добрым человеком.
Минадзуки коротко кивнул:
– Мне тоже так кажется. Когда их побег не удался, он должен был многое передумать. Наверняка возненавидел ее родителей, да и ее предательством был разочарован. Но за три года, оглядываясь назад, видимо, понял, что это было правильно. И подумал, что если не извинится, то на сердце сестры останется незаживающая рана. Она не могла не винить себя за то, что предала любимого. Поэтому он и написал такое письмо. А я понял его чувства, поэтому и передал письмо сестре. Конечно, втайне от родителей.
Харуми положила листок обратно в конверт.
– А ваша сестрица так и держала это письмо при себе, да?
– Похоже на то. Когда, после ее смерти, я нашел это в ее столе, у меня все в груди сжалось. Наверное, она осталась одинокой из-за этого мужчины. Так больше никого и не полюбила. Вместо этого посвятила свою жизнь «Марукоэну». А знаешь, почему она построила детский дом здесь? Когда-то для нас это место было совершенно незнакомо. Сестра до самого конца ничего не говорила, но я думаю, его родина была где-то рядом. Я не знаю точно, где находился его дом, но из разговоров смог примерно понять район.
Харуми покачала головой и восхищенно вздохнула. Жаль, что этим двоим не пришлось прожить жизнь вместе, но она немного завидовала женщине, которая так глубоко любила одного человека.
– Сестра перед смертью сказала, что будет молиться о нашем счастье с небес, и я думаю, что автор этого письма тоже находился под ее защитой. Если, конечно, он еще жив, – серьезно сказал Минадзуки.
Харуми поддакивала, кивала, но из головы у нее не шла одна вещь. Имя этого мужчины. Юдзи Намия. Намия!
Переписываясь с лавкой Намия, Харуми не знала имени владельца. Из разговоров с Сидзуко она поняла одно: в 1980 году он уже был довольно пожилой. Вполне возможно, как раз такого возраста, как тот человек, о котором рассказывал директор.
– Ты что? – спросил Минадзуки.
– Нет-нет, ничего, – отмахнулась Харуми.
– В общем, этот детдом возник благодаря моей сестре, и я не могу просто так от него отказаться. Постараюсь как-нибудь перестроить, – заключил Минадзуки.
– Удачи вам. Желаю от всего сердца, – с этими словами Харуми вернула ему конверт.
В этот момент ей в глаза бросились буквы на конверте: «Госпоже Акико Минадзуки». Почерк был уверенным, решительным. Буквы в письмах, которые она получила из лавки, выглядели совсем не так.
Наверное, просто совпадение.
Она решила больше не ломать над этим голову.
Харуми открыла глаза и оглушительно чихнула. Почувствовав озноб, натянула на себя легкое одеяло. Предыдущим вечером было жарко, и она установила кондиционер на более прохладный режим, а перед сном забыла вернуть обратно. Рядом с подушкой валялась недочитанная книга, лампа тоже осталась гореть.
На будильнике было почти семь часов утра. Она ставила его ровно на семь, но редко слышала сигнал: просыпалась раньше и выключала будильник.
Привычно протянув руку к кнопке и, окончательно проснувшись, она выбралась из кровати. Через щель между занавесками в комнату проникали лучи летнего солнца. Кажется, опять будет жарко.
Она сходила в туалет и зашла в ванную комнату. Взглянув на себя в большое зеркало,
