Сейчас же мне до зуда в пальцах хотелось ощутить их эмоции на своей коже, но я не рискнул нарушить эту идиллию и сделать хотя бы шаг вперед.
– Папа…Папа, – я резко вскинул голову, глядя на…сына. Дьявол! Вот к этому я точно не скоро привыкну. К тому, как они будут звать меня. Если можно свыкнуться к статусу мужа…если можно потихоньку привыкать отвечать на звонки Влада, иногда мысленно переставая называть его подонком, то быть отцом…То, о чем я не мог даже мечтать…то, к чему я не стремился и попросту, по всем законам природы потерял право иметь со своим последним человеческим вздохом.
Чёёёрт! Я дёрнулся в сторону что-то говорившего мне мальчика:
– Ками сказала, что ты нас совсем не помнишь. И еще, что если мы втроем постараемся, то обязательно сможем вернуть тебе память.
Растянул губы в нервной улыбке, не зная, что ему ответить.
«У тебя довольно необычные дети, Ник. Привыкай».
Мальчик молчал, прищурив глаза, до боли похожие на глаза его матери, и ожидая от меня какой-либо ещё реакции, и я снова беспомощно посмотрел на Марианну. Если бы сейчас передо мной стояли все демоны Ада, я бы чувствовал себя гораздо увереннее, потому что знал бы, что мне, бл**ь, с ними делать!
Но передо мной стоял всего лишь ребенок…Мой ребенок, и я понятия не имел, что ему ответить. Улыбнуться еще раз? Он меня за придурка примет. Хотя с учетом того, что мне нехило по голове прилетело…
В голове зазвучал тихий смех Марианны, и я быстро посмотрел на нее:
«Если бы у него сейчас был меч или оружие, тебе бы было гораздо легче, да, Ник?»
В точку! Именно так. Если бы он представлял опасность для меня, для неё. Но смотреть вот так? С этой откровенной радостью на лице и восторгом во взгляде?
И поэтому я сел на корточки перед ним и спросил, отмечая, насколько ребенок похож на свою мать: разлет бровей, разрез глаз, такой же нос и изгиб губ.
– А ты сильно расстроишься, если не получится?
Он нахмурился, и я с удивлением понял, что затаил дыхание в ожидании его ответа.
– Нет, – ответил так просто, быстро пожав плечами, – мы просто будем любить тебя как раньше.
Я опустил голову, чтобы сделать глубокий вдох, чтобы переждать боль, зародившуюся в районе груди. А когда он положил маленькую ладонь на моё плечо, сердце, подобно отбойному молотку, забилось о грудь, разрывая ее на части. Резко вскинул голову и встретился с его внимательным взглядом. На какое-то мгновение показалось, что этот мальчик считывает мои эмоции, словно с открытой книги.
И я не знал, какую страницу для него открыть, чтобы не увидеть вдруг разочарования от текста. Поэтому я просто встал в полный рост и, взяв его за руку, направился к дому, улыбнувшись напоследок:
– Мне кажется, пора познакомиться с твоими братом и сестрой.
Пока преодолевал эти несколько метров до входа, думал о том, что те двое, они старше него. С ними должно быть, наверняка, гораздо легче. Мне так казалось, по крайней мере. До тех пор, пока мы не вошли, и я не увидел, как вскочила с дивана девочка лет пятнадцати на вид. Она просто смотрела на меня, прижав руки к груди, в её больших сиреневых глазах застыли, словно кусочки хрусталя, прозрачные слёзы, а невероятно белые волосы спускались волнами на тонкие плечи. Моя дочь? Это моя дочь? Словно нарисованный талантливым художником портрет Анны…
Я отчетливо услышал, как она затаила дыхание, и уже через секунду её сердце колотилось настолько оглушительно, что даже я его слышал.
– Папа…, – быстрым шагом ко мне, пересекая огромную залу, и на последних шагах перешла на бег, обвивая руками торс и утыкаясь лицом в мою грудь, – папа…живой. Ты вернулся.
Поднялась на цыпочки, и я сам не понял, как невольно склонился к ней, чтобы замереть, когда она начала покрывать быстрыми поцелуями мое лицо. А я остолбенел, не смея отстраниться ни на сантиметр. Меня начало трясти от ощущения нереальности. Конечно, я видел её фотографии, я знал, насколько она похожа на неё. Но вживую…Фотографии были так далеки от её настоящего образа. Перехватил взгляд Марианны, обошедшей меня и теперь внимательно разглядывавшей нас. Медленно обнял девочку, просто потому что почувствовал, что именно этого она от меня ждёт. Они все именно этого ждут. Проявления хотя бы толики чувств. А я не мог показать им тех, настоящих, от которых сейчас сжимался желудок и появилось ощущение, будто кто-то невидимой рукой сжимает внутренности, сердце, легкие. И вот я не могу сделать даже вздоха. Просто ждать, пока этот ребенок…моя дочь, наконец, отойдет от меня на шаг, позволит втянуть в себя, наконец, кислород и попробовать избавиться от ощущения грёбаной боли в груди.
И она всё же отходит от меня на несколько шагов и, прищурившись, начинает разглядывать, будто ищет во мне перемены. А мне бы сказать ей, что эти перемены не снаружи, что они сжирают изнутри, и совсем скоро она сама поймёт, насколько острые клыки эти твари отрастили себе за прошедшие месяцы и как сильно и безжалостно могут теперь вгрызаться даже в самых родных и близких, разрывая на ошмётки любые их надежды.
Протягивает ко мне руку и сжимает мои ладони, а меня от этого простого жеста в пот бросило.
– Я соскучилась, пап. Очень соскучилась по тебе.
А я на пальцы её смотрю, длинные, тонкие, кожа такая белая, контрастом с моей смуглой. Сам не понимаю, как стискиваю их, думая о том, какая всё же у меня взрослая дочь. Девушка. Да, девушка. И во взгляде её что-то такое кроется, от чего ещё больнее сделать следующий вздох. Кажется, только попробуй, Мокану, и легкие кровоточить начнут. Не могу объяснить, что это…но это больно. Потому что вдруг захотелось, чтобы и дальше так продолжала смотреть. Потому что захотелось самому, чтобы действительно моей
