бы гулять здесь с Люком.
«Марина».
Я моргнула, тряхнула головой и подняла взгляд на видимую сквозь деревья переднюю правую башню Вейна, ту, к которой я привязала огнептицу по имени Искра. После прогулки нужно обязательно подняться навестить ее. А с привязкой огнедухов к другим башням все же разумнее повременить — сейчас приоритетнее защитить форты, не стоит лишний раз себя обессиливать.
Я почти обошла замок и сквозь широкую опушку из невысоких сосенок и дубков видела уже центральный вход — до него было метров двести — и пациентов перед ним. Передо мной на дорожку спрыгнула клочковатая серо-рыжая белка, застрекотала — они тут были наглые и избалованные кормежкой. Я бессознательно сунула ладони в широкие карманы платья.
— Извини, дружок, но у меня там только телефон, — сказала я, разводя руками: в одной из них была зажата трубка. — Ты его есть не будешь.
Белка презрительно задрала хвост трубой и молнией метнулась к ближайшему дубу. А я, сдержав зевоту, поняла, что еще пара таких прогулок — и я действительно начну только есть и спать: так умиротворяюще действовали на меня эта пышная зелень, и пение птиц, и шуршание травы.
Я покосилась на трубку, которую все еще сжимала в руке, и, неизвестно на что надеясь — телефонная связь с Блакорией давно не работала, — набрала Мартина. Осмотревшись и сделав несколько шагов, опустилась на траву у старого кряжистого дуба. Охранники остались стоять вполоборота ко мне на расстоянии шагов в пятнадцать.
Чуда не произошло — тишина в трубке сменилась короткими рваными гудками, и я, сунув телефон обратно в карман, посмотрела на едва заметную призрачную сигнальную нить на запястье, которую оставил мне Март.
Мартин лучше всего умел залечивать мои раны. Мартин мог сделать так, чтобы мне стало не настолько больно.
Он придет. Он поможет. Я смогу поплакать ему, а он как всегда утешит и заставит встряхнуться. Найдет слова.
Несколько секунд я боролась с искушением вызвать его сигналкой — но в результате со стоном откинулась спиной на дерево и закрыла глаза, кляня себя за эгоизм и слабость. В эту минуту он, возможно, находится на грани жизни и смерти, ведет бой — и тут я со своими слезами. Он там на передовой, он каждый день кого-то теряет. Не имею я права его нагружать своими бедами. К тому же с его силой он вполне может даже в нынешнее время построить ко мне Зеркало — и если этого не делает, значит, у него на то веские причины.
Но мне очень хотелось знать, что он жив.
«Пусть хоть он будет жив».
Я, судорожно вздохнув, поспешно позвонила Кате — мы общались по несколько минут почти каждый день, просто обозначить, что мы есть друг у друга. И когда она ответила (в трубке слышались меканье коз и детские голоса), я попросила:
— Кэти, ты можешь узнать у Александра Даниловича, все ли в порядке с Мартином? Мы больше месяца не виделись…
— Конечно, спрошу, — отозвалась Катя. — Но только когда он сам появится или позвонит, Марин. Я его сама не хочу беспокоить…
— Понимаю, — вздохнула я немного разочарованно. Стянула с головы шляпу, стала обмахиваться ею.
— Но могу на барона зерно рассыпать, хочешь? — продолжила Спасская. — Я как раз тут балуюсь на столе в саду, пока дети в песочнице возятся.
— Хочу, — проговорила я, и почти сразу же раздался дробный стук зерна по дереву. Для гадания использовались разные семена и злаки, разных цветов, большие и маленькие, которые означали каждое что-то свое — и при рассыпании образовывали на столе знаки, которые и читались гадающим.
— Он жив, Марина, — сообщила подруга. — Рядом с ним любящая женщина. Смерть ходит вокруг, но над ним нет у неё власти, пока он сам не уступит ей. И, — добавила она, — вы очень скоро увидитесь.
Я едва заметно выдохнула.
— Спасибо, Кэти…
В трубке загомонили дети — и Катя долго и обстоятельно что-то им отвечала, уговаривала кого-то попить, а кого-то не совать в рот улитку. Я слушала этот бардак, почти засыпая, и думала — неужели и мне подобное предстоит? Как вообще женщинам хватает терпения целый день заниматься детьми? Или терпение выдается при родах вместе с младенцами?
«Люк ведь так и не узнал, что у нас будет двое детей».
— Подожди, — сказала Катя, прерывая мою нервную дрожь, которая мгновенно прогнала сон. — Сейчас на тебя расклад сделаю. Что тебя окружает, что ждет.
Раздался стук падающих зерен и в телефоне воцарилось настораживающее молчание.
— Что? — с тяжелым предчувствием поинтересовалась я. — Опять смерть рядом?
«А если бы ты в прошлый раз серьезнее отнеслась к предсказанию Кати, может, и Люк был бы жив…».
Я тихо застонала сквозь зубы. Мысли эти ядом разъедали меня, и не было от них спасения.
— Нет, смерти рядом нет, — ответила Катерина. — Не хотят зерна говорить. Черный анис ложится змеем, кусающим себя за хвост. Это бесконечность, а еще знак великой тайны и запрет спрашивать. А пшено приняло очертания открытого глаза.
— И что это значит? — веки у меня снова начали слипаться.
— Не знаю, Мари, — с недоумением откликнулась она. — Что угодно может значить. От «смотри на змею» до «взгляд в бесконечность» или «раскрытие тайны». Я после запрета не рискну сегодня повторять, а то и отдачу можно получить за настойчивость.
Я посмотрела на свои брачные браслеты и горько улыбнулась.
«Похоже, даже зерна понимают, что будущего у тебя нет».
Мы с Катей попрощались, и я так и осталась сидеть, откинувшись на ствол и глядя в серое небо сквозь ветви деревьев. Дрема наступала, и я уже не понимала, что вижу, засыпая под чуть усилившийся ветерок.
«Марина».
Я вздрогнула и распахнула глаза. Метрах в трех от меня колыхалась трава — там ползли змеи, два у́жика с желтыми пятнышками по бокам головы.
— И тут змеи, — пробормотала я.
Охранники обеспокоенно пошевелились, но, разглядев, что гады не ядовитые, не стали подходить. Ветер шевелил подол платья, касался плеч, ужи́ целеустремленно ползли в сторону моря, но, уже почти миновав мои вытянутые ноги, вдруг застыли и подняли головы, настороженно глядя на меня черными глазами-бусинками и стрекая языками.
— Вы ползите, ползите, куда вам надо было, — посоветовала я, на всякий случай подтягивая ноги к себе и лениво разглядывая змей. Они неподвижно смотрели на меня. — Я вас не очень-то люблю, знаете ли.
Я их не боялась, даже ядовитых — если укусят, мне ничего не будет. Но это не отменяло легкого чувства отвращения. Как-то в поместье Байдек я видела,
