Наконец он посмотрел на нее — и притянул к себе. Они так просидели долго, не отпуская друг друга, укачивая друг друга, как плачущих деток. Прошло полчаса — время оттикали соленые от слез поцелуи, а потом Джоди сказала:
— Пойдешь со мной в душ? Я не хочу от тебя отрываться, а скоро уже рассвет.
Согревшись и очистившись под душем, они, еще мокрые, протанцевали через темную спальню и вместе рухнули на голый матрас. Быть с ней — в ней — Томми показалось возвращением туда, где безопасно и любимо, а этих темных враждебных бяк, что затаились снаружи, смыло запахом ее влажных волос, мягкими поцелуями в закрытые веки, бессвязным шепотом любви и ободрения.
Джоди все ощущала совсем не так. Для нее это было побегом от беспокойства и подозрений, прятками от хищника в самой себе: тот уже не первый день подымался внутри на поверхность, как акула на кровь. Нужды кормиться не было — иной голод заставлял ее удерживать Томми в себе глубоко, долго и недвижно, вынуждал окутывать его и сберегать. Ее вампирские ощущения просыпались от его касаний — руками, ртом, — словно на ощупь сама жизнь становилась наслаждением. Любовью.
Когда они наконец угомонились, она прижала его лицо к своей груди и слушала, как у него замедляется дыхание. Томми засыпал. На самой заре из глаз ее на цыпочках выбрались слезинки, а рассвет освободил Джоди от последней мысли той ночи: я наконец-то любима, и мне придется от этого отказаться.
На закате Томми еще спал. Джоди нежно поцеловала его в лоб, затем чуть покусала за ухо. Он открыл глаза и улыбнулся. Джоди видела в полной темноте — то была искренняя улыбка.
— Эй, — сказал он.
Она прижалась к нему поуютнее.
— Нам пора вставать. Дела нужно делать.
— Ты холодная. Тебе холодно?
— Мне никогда не холодно. — Джоди скатилась с кровати и дошла до выключателя. — Глаза, — предупредила она перед тем, как щелкнуть.
Томми прикрылся рукой.
— Ради всего святого, Монтрезор!
— По? — уточнила она. — Правильно?
— Ну.[32]
— Видишь, я могу разговаривать про книжки.
Томми сел.
— Прости меня. Я не дал тебе ни шанса. Наверное, мы просто всегда говорили про… твое состояние.
Джоди улыбнулась и выбрала из кучи одежды на полу джинсы и фланелевую рубашку.
— Той ночью я разговаривала с другим вампиром. Потому и оставила тебе записку.
Теперь уже Томми совсем проснулся.
— Ты с ним разговаривала? Где?
— В клубе. Я на тебя разозлилась. Хотелось пойти подышать. Повыпендриваться.
— И что он сказал?
— Что все почти закончилось. Томми, мне кажется, он постарается тебя убить — а может, и нас обоих.
— Ну, это фигово.
— И ты должен ему этого не дать.
— Я? Почему я? У тебя ж рентгеновское зрение и прочее.
— Он слишком силен. У меня ощущение, что еще и очень стар. Он умный. Мне кажется, чем дольше ты вампир, тем больше всего умеешь. Я начинаю себя чувствовать… ну, как-то острее со временем.
— Для тебя, значит, он слишком сильный, но ты хочешь, чтоб остановил его я? Как?
— Надо подобраться к нему, пока он спит.
— И убить? Только и всего? Даже если я его найду, как его прикончить? Вас же ничем не пронять, ребята, — разве что криптонитом.
— Его можно вытащить на солнце. Или отсечь голову — я почти уверена, так все получится. Ну или совсем его расчленить, а куски разбросать. — Джоди пришлось отвернуться, когда она это произносила. Словно за нее говорил кто-то другой.
— Ага, — сказал Томми. — Запихнуть в мусорный мешок и сесть на сорок второй автобус. На каждой остановке оставлять по кусочку. Ты совсем съехала? Я никого не могу убить, Джоди. Я не так устроен.
— Ну и я не могу.
— А давай просто уедем в Индиану? Тебе понравится. Я на работу устроюсь, вступлю в профсоюз, мама будет довольна. Ты научишься играть в кегли. Здорово будет — никаких мертвяков в морозилке, никаких вампиров… Кстати! Как ты… то есть где ты оттаяла?
— В морге. С извращенцем, который собрался опробовать на мне все свои эротические фантазии.
— Да я его убью!
— Не обязательно.
— Ты его сама убила? Джоди, ну нельзя же…
— Я его не убивала. Он как бы сам взял и умер. Но тут еще кое-что…
— Жду не дождусь.
— Вампир убил Саймона.
Томми опешил.
— Как? Где?
— Так же, как всех остальных. Потому тебя и выпустили.
Томми с минуту соображал и переваривал, глядя на собственные ладони. Затем поднял голову и спросил:
— А откуда ты знаешь, что я был в тюрьме?
— Ты мне сам сказал.
— Правда?
— Конечно. Ты вчера так устал, неудивительно, что ты ничего не помнишь. — Она застегнула фланелевую рубашку. — Томми, тебе надо найти вампира и убить его. Мне кажется, Саймон был последним предупреждением. Дальше он возьмется за нас.
Томми покачал головой.
— Невероятно, что он прикончил Саймона. Но почему его?
— Потому что Саймон был твоим другом. Пошли, я тебе кофе сделаю. — Джоди двинулась к кухне, но споткнулась о бронзовую черепаху. — Это еще что?
— Долгая история, — ответил Томми.
Джоди огляделась, прислушалась, не царапают ли где черепашьи когти.
— А где Скотт и Зелда?
— Я их выпустил. Иди кофе делай.
Ривера и Кавуто сидели в машине без опознавательной маркировки в переулке через дорогу от студии и по очереди дремали и вели наблюдение.
Настала смена Риверы, Кавуто захрапел за рулем. Ривере не нравилось, как все идет. Похоже, зловещая срань от него не отлипает. Его работа — искать улики и ловить плохих парней, но слишком уж часто — особенно в этом случае — улики вели к плохому парню, который и парнем-то не был. То есть к нечеловеку. Ривера не хотел верить, что по Городу бродит вампир, но он верил. И знал, что никогда не убедит в этом Кавуто — да и вообще никого не убедит. Но все равно перед выходом из дома откопал мамино серебряное распятие. Теперь оно лежало в кармане рядом с бляхой в бумажнике. Риверу подмывало достать и почитать молитвы, но Кавуто спал чутко, хоть и храпел при этом раскатисто, а Ривере не хотелось терпеть его насмешки, если напарник вдруг проснется посреди «Славься-Марии».
Ривера уже собрался разбудить Кавуто и вздремнуть сам, но тут в студии вспыхнул свет.
